Соединение субъекта и объекта, или познающего и познаваемого, в акте познания в момент соприкосновения уничтожает их различие… В той мере, в какой происходит соприкосновение, оно включает в себя
В добавок к этой субъективно-объективной изменчивости должно быть очевидно, что при обсуждении философской позиции многих трансперсональных мыслителей могут становиться чрезвычайно дезориентирующими такие картезианские эпистемические категории, как объективизм или субъективизм. Например, как мы увидим в главе 4, многие трансперсоналисты разделяют «нео-адвайтистскую» версию «вечной философии», согласно которой, «на самых высоких уровнях мир и самость, внешняя реальность и внутренняя реальность совпадают в качестве “основы” всего сущего» (Rothberg, 1986b, р.3). Или, по словам Уилбера (1993а), «главное прозрение вечной философии заключается в том, что наше “самое сокровенное” сознание тождественно абсолюту и предельной реальности вселенной» (стр. 22). Но тогда определение трансперсоналистов, разделяющих вечную философию, в качестве объективистов или субъективистов становится серьёзной ошибкой, поскольку они говорят о сущностной тождественности между человеческой субъективностью и подлинной природой объективной реальности.
Значит, в трансперсональных исследованиях не вполне ясно, как логически последовательно проводить разграничение между субъективным и объективным. Как мне представляется, все эти субъективно-объективные и объективно-субъективные перестановки не просто показывают изменчивость этих эпистемических категорий, но дают веские основания считать, что картезианская модель познания непригодна для объяснения трансперсональных феноменов. Разрушение субъект-объектной организации феноменов в трансперсональных исследованиях ясно показывает, что эти эпистемические категории утратили своё описательное и объяснительное значение применительно к трансперсональным событиям и, возможно, вообще к человеческому знанию.
Однако, несмотря на эти явные ограничения, многие трансперсональные авторы нередко концептуализируют трансперсональное знание, следуя картезианской модели — например, делая объективистские утверждения (см. Levin, 1988b) (16). Я хочу здесь высказать предположение, что это тонкое картезианство в значительной мере обусловлено субъективно-опытным пониманием трансперсональных феноменов. Субъективно-опытная точка зрения имеет фундаментальное значение для этой измены трансперсонального движения самому себе, так как она структурирует трансперсональные феномены в терминах субъекта, переживающего опыт трансперсональных объектов. Интенциональная структура, подразумеваемая современным понятием опыта, лингвистически проявляется в характере грамматического субъекта («кто») и грамматического объекта («что»).[13]
Со времён Брентано, Гуссерля, Сартра и других весь опыт и все состояния сознания всегда считаются опытом «чего‑то», обычно переживаемым «кем‑то». В результате всякий раз, слыша слово опыт, мы сразу хотим знать,