Таким образом, в контексте трансперсональных исследований, выражение
Завершая этот раздел, я бы хотел подчеркнуть, что этим две проблемы можно считать результатом двух последовательных этапов разобщения. Сначала внутрисубъективный редукционизм изолирует трансперсональные и духовные феномены от мира и помещает их в ограниченную сферу индивидуального внутреннего опыта. Затем, уже во внутреннем пространстве, тонкое картезианство проводит дальнейшее разделение, на этот раз между переживающим субъектом и переживаемыми объектами трансперсонального познания. Этими двумя шагами субъективно-опытная точка зрения не только придаёт трансперсональную ориентацию, но и делает себя уязвимой для всех тревог и дилемм картезианских модусов сознания, вроде мифов субъективизма и объективизма, ложной дихотомии абсолютизма и релятивизма, головоломок эпистемического опосредования и конструирования и, как мы увидим в следующем разделе, соблазнов духовного материализма (18).
Практическая измена
На предыдущих страницах мы увидели, что субъективноопытная точка зрения не согласуется с природой трансперсональных феноменов и способствует сохранению редукционистского понимания духовности. Однако, как объясняют Лакофф и Джонсон (Lakoff & Johnson, 1980), то, каким образом мы концептуализируем любой феномен, оказывает глубокое воздействие на то, как мы его переживаем. Тогда не должно быть неожиданностью, что проблемные последствия субъективно-опытной точки зрения не ограничиваются концептуальным картированием, но распространяются и на саму территорию духовной практики. Здесь я хочу высказать предположение, что субъективно-опытная точка зрения имеет сомнительные последствия для переживания трансперсональных феноменов в повседневной жизни. Точнее, я хочу сказать, что эта точка зрения порождает две потенциальные опасности духовного пути: духовный нарциссизм и невозможность интеграции.
Существуют много способов понимания духовности. Различные подходы акцентируют разные аспекты духовной жизни, духовного пути либо той или иной духовной традиции. Для целей нашего обсуждения я буду использовать определение, которое предложил Эванс (Evans, 1993) в своей великолепной работе «Духовность и человеческая природа». Согласно Эвансу, «духовность в первую очередь представляет собой фундаментальный преобразующий процесс, в котором мы открываем и отбрасываем свой нарциссизм, чтобы отдаться Тайне, из которой непрерывно возникает все сущее» (стр. 4). Эванс объясняет, что, несмотря на разнообразие целей и средств духовных путей, мистики склонны соглашаться в том, что всякое подлинное духовное преобразование предполагает «избавление от нарциссизма, эгоизма, самоизоляции, поглощённости собой и так далее» (стр. 158).
Социолог Кристофер Лэш (Lasch, 1978) в своей влиятельной работе «Культура нарциссизма» утверждает, что логика конкурентного индивидуализма, потребительского капитализма, и безнадёжности перед лицом глобальных катастроф нашего времени, достигла наиболее полного выражения в тупике крайней нарциссической озабоченности собой. В этом контексте — как более двадцати лет назад предостерегали критические мыслители (см. Jacoby, 1975/1997) — увлечение личностным ростом и духовной практикой легко может становиться стратегией нарциссического выживания. Вместо преобразования самости посредством уменьшения или уничтожения нарциссизма духовность может становиться ещё одной эгоической схемой на службе нарциссических способов бытия (19).