Читаем Новый взгляд на трансперсональную теорию: человеческая духовность с точки зрения соучастия полностью

Одно из плачевных последствий этого остаточного позитивизма состоит в реанимации принципа фальсифицируемости Поппера и распространении его на все области исследования — от чувственного до умственного и духовного — в качестве критерия подлинного знания. Как мы уже видели, Уилбер заявляет, что фальсифицируемость помогает нам обосновывать действенность всех утверждений знания и проводить границу между наукой и псевдонаукой, истинным и ложным знанием, подлинной духовностью и догмой. В этом разделе я покажу, что принцип фальсифицируемости не только несостоятелен в естественных и социальных науках, но и влечёт за собой пагубные последствия, будучи применён к духовным вопросам.


Фальсифицируемость в науке


Общеизвестно, что в современной философии науки принцип фальсифицируемости считается не только наивным пониманием научной практики, но и ненадёжным критерием для проведения границы между наукой и псевдонаукой (Curd & Cover, 1988; Klee, 1997). Стандартные возражения против принципа Поппера хорошо известны, и их нет нужды здесь повторять. К примеру, как десятилетия назад показали работы Пола Фейрабенда, Томаса Куна, и Ричарда Суинбёрна (Feyrabend, 1975; Kuhn, 1970а; Swinburne, 1964), история науки не подтверждает использования критерия фальсифицируемости в научной практике. Несмотря на некоторые преувеличения, Фейрабенд (1995) был прав, когда указывал, что «доктрина фальсифицируемости уничтожила бы ту науку, которую мы знаем. Есть лишь немного эпизодов, которые, по-видимому, соответствуют принципу фальсифицируемости» (с.90).

Ещё с 1960‑х и 1970‑х годов стало очевидно — фундаментальный недостаток этой доктрины состоит в том, что поскольку теории представляют собой не единичные сущности, а наборы взаимосвязанных начальных условий, допущений и гипотез, то их всегда можно спасти от, казалось бы, фальсифицирующих данных путём введения или модификации вспомогательных гипотез. Историки науки замечали, что эти процедуры ad hoc («по случаю») отнюдь не редки или противны «хорошей» науке, они представляют собой, по существу, повседневную научную практику и необходимы для научного прогресса (Kuhn, 1970b; O’Hear, 1980). Приведём классический пример — наблюдавшиеся отклонения орбиты Урана привели не к опровержению теории тяготения Ньютона, а к предположению о существовании новой планеты, которое, в конце концов, привело к открытию Нептуна (Barnford, 1996). Более того, фальсифицирующие данные, как правило, не считаются опровергающими данную теорию, но остаются без внимания, как не объяснённая аномалия, на которую предстоит дать ответ в будущем. На практике теория считается опровергнутой не когда она фальсифицирована, а когда появляется лучшая теория (Lakatos, 1970).[25] Вдобавок то, что считается стандартами фальсификации, допускает различные интерпретации и, в конечном счёте, зависит от конвенциональных решений, принимаемых разными научными сообществами (Bernstein, 1985; Kuhn, 1970b). Как признавал сам Поппер (1959), не бывает никаких «чистых» фальсифицирующих данных, существующих «где‑то там», равно как и решающих экспериментов, которые могут окончательно опровергнуть теорию (Pinch, 1985). Но тогда справедливы известные слова Куна (1970b): «Что же такое фальсификация, если не окончательное опровержение? Сэр Карл дал не логику, а идеологию, не методологические правила, а процедурные нормы» (с. 15).

Ещё один смертельный удар фальсификационизму нанёс принцип Дюгема-Куайна, согласно которому теория не полностью определяется данными. Он показывал не только то, что логически несовместимые теории могут согласоваться со всеми возможными данными, но и что теории могут приспосабливаться к практически любым, не подтверждающим их данным, делая соответствующие коррекции в системе (Duhem, 1953; Quine, 1953, 1990). Разумеется, этот принцип делает недействительной всю логику фальсификационизма, и именно в современных учебниках по философии науки считается, что принцип недоопределения теории «похоронил» фальсификационизм (Klee, 1997). Нечего и говорить, что эти и другие непреодолимые проблемы сделали фальсификационизм неприменимым практически во всех естественных и гуманитарных научных дисциплинах — от математики (Kitcher, 1984) до экономики (Caldwell, 1984; Hausman, 1985), от астрономии (Bamford, 1996) до герменевтики (Gadamer, 1990), от эволюционной биологии (Ruse, 1988; Stamos, 1996; Van Der Steen, 1993) до социальных наук (Fay, 1996; Hollis, 1994; Outhwaite, 1996), от когнитивной психологии (Bechtel, 1988) до психоанализа (Ahumada, 1997; Cioffi, 1985; Orange, 1995), и от преподавания науки (Lawson, 1993) до эволюционной эпистемологии (Gatens-Robinson, 1993) — и этот перечень далеко не полон.[26]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука