— В такую погоду да под такими звездами и умирать-то грешно, — вздохнул Суходольский и наконец, поставив на предохранитель, убрал свой пистолет в кобуру. — Ну и что делать будем?
— Я попробую решить проблему, — вдруг тихо произнес Темир, — в детстве дед научил меня камланию[10]
и вообще многому нашему алтайскому, тайному. Не уверен, что у меня получится, но в любом случае, прошу вас ничего не предпринимать и ничему не удивляться, что бы ни случилось. Хорошо?Мы дружно кивнули в темноте, а Суходольский, крепко сжав мою руку, жарко прошептал мне на ухо:
— Я буду стоять слева от идола, и что бы ни случилось, не вставай на биссектрису огня. Не доверяю я этим узкоглазым. Умыкнет в темноте алмазы и поминай как звали…
— Если все согласны, то мне для начала будет нужен свет. Наташа, возьми там, справа от сундука, факел и зажги. Держи его так, чтобы пламя освещало пространство от идола до выхода из пещеры. Остальных я попрошу отойти в самый дальний угол и соблюдать абсолютную тишину. Все всё поняли?
Я включила почти разрядившийся фонарь и быстро нашла факел, взяв его за сучковатую длинную рукоять, поднесла дрожащее пламя зажигалки. Оно лизнуло несколько раз сухой горючий материал и вдруг весело побежало вверх, разгораясь все сильнее и разбрасывая вокруг яркие искры, которые, как новогодний бенгальский огонь, сыпались мне под ноги. Темир упруго наклонился и, взяв у подножия Золотой Бабы деревянную колотушку, обшитую мехом и подняв с камней старый шаманский бубен, увешанный некогда разноцветными, а теперь выгоревшими от времени лентами, несколько раз сильно ударил в потрескавшуюся от времени кожу. Раздался глухой звук, серебряные подвески, прикрепленные к ободу ритуального инструмента, задрожали, издавая мелодичный перезвон. Темир, не выпуская из рук бубна, несколько раз присел, потом повернулся вокруг и, шепча что-то, еще несколько раз ударил в бубен. Я во все глаза смотрела на нашего товарища как завороженная. В неверном свете факела неясные пляшущие по каменным стенам зловещие тени заполнили все вокруг. Я вдруг услышала справа от себя какой-то монотонный звук, обернулась и не поверила своим глазам — целая груда тусклых, местами подернутых ржавчиной сабель, шпаг, палашей и кинжалов, сваленных в кучу в самом дальнем углу пещеры, вдруг с тихим металлическим лязгом зашевелилась. Потом медленно поднялась в воздух и, ощетинившись клинками вперед, прямо на наших глазах поплыла к выходу из пещеры. Я стояла замерев, сама на время превратившись в каменное изваяние, боясь даже дышать. А ожившая вдруг по воле Темира страшная армада клинков, достигнув черного свода пещеры и в последний раз тускло блеснув в мертвенно-белом свете полной луны своими хищными стальными жалами, самопроизвольно выстроилась правильным полукругом и, со страшным тихим свистом пронзая ночной воздух, вдруг разлетелась в разные стороны.
Тишину ночи вдруг разрезал истошный вопль, полный нечеловеческой боли, откуда-то справа горохом посыпались мелкие камни, и тут же я услышала несколько глухих ударов, как будто на асфальт уронили мешок с песком.
— За мной! — срывающимся голосом политрука, поднимающего взвод в атаку, заорал Темир и с пистолетом в руке первым бросился к выходу из пещеры. Я замешкалась, все еще продолжая держать над головой факел. За Темиром рванула Марианна, энергично подталкиваемая в спину Суходольским. Наконец, убедившись, что мои друзья покинули святилище языческого бога, я отбросила догоревший, еще дымящийся факел в сторону и пулей вылетела под усыпанный звездами небосвод…
Он стоял прямо перед выходом из пещеры. Огромного, метра два с лишним, роста, расставив темные от загара руки в стороны. Его развевающееся на все усиливающемся ветру черное как смоль одеяние своими очертаниями было похоже на балахон ку-клукс-клана с откинутым капюшоном. Раскосые глаза на смуглом, почти черном, изрезанном глубокими морщинами лице были закрыты. Длинные седые, белые как снег волосы были собраны в тугую толстую косу, перекинутую через плечо. Казалось, что он весь с головы до ног был окружен неким ореолом из дрожащего от напряжения воздуха. Все очертания предметов примерно в метре вокруг него были смазаны. Непонятного происхождения волны, вполне видимые невооруженным глазом, исходили от его дрожащего от напряжения тела. А перед Хранителем, будто наткнувшись на невидимую стену, зависли в воздухе две сабли. Заговоренные Темиром клинки не долетели до цели, замерев всего в нескольких сантиметрах от черного дьявольского балахона на уровне груди. Тусклый блеск стали прямо на глазах менялся в цвете на темно-красный и сабли, прямо на наших глазах, изогнулись дугой в последний раз, тщетно пытаясь пробить преграду. Раздался негромкий хлопок, и клинки беспомощно упали к ногам Хранителя, зашипели, как змеи, разбрасывая по траве яркие, режущие глаз малиновые искры, и уже через мгновение, обугленные до неузнаваемости, похожие на гигантских черных червей, замерли на земле между камней…