Эдвард смотрел, не мигая, спокойным равнодушным взглядом. Раньше, когда она была ребенком, Кейн боялась этого взгляда. Теперь он вызывал только затаенное глухое раздражение – Эдвард не имел никакого права так на нее смотреть. И она ничего не была ему должна.
– Зачем вы здесь? – Кейн посторонилась, пропуская его внутрь, и он помедлил на пороге, прежде чем пройти.
– Очень странно видеть вас в таком месте, госпожа Анна.
Она закрыла за ним дверь:
– Когда я уходила, отец говорил, что я закончу в трущобах. Как видите, он был прав.
Кейн не было за это стыдно. Ей нравилась ее жизнь с Джеком. И мнение Эдварда или отца волновало Кейн даже меньше, чем мнение ее студенток.
– Я не имел ввиду в трущобах. Я имел ввиду, что здесь довольно грязно.
Кейн провела его на кухню – крохотную, заставленную всяким хламом, который Джек вот уже несколько месяцев клятвенно обещал починить.
– Вы зашли в мой дом, не разуваясь, Эдвард. Это полностью разрушило ваш образ чистоплотного человека.
– Вы изменились, – заметил он.
– Разумеется. Вы помните меня ребенком. Сейчас я взрослая женщина и в любой момент могу выгнать вас отсюда, не сожалея и не гадая, что вам было нужно. Я ничего не должна вам, Эдвард. Вы пришли ко мне, не наоборот.
– Я пришел не спорить с вами, – он отодвинул стул, сел, аккуратно прислонив трость к краю стола. Серебряный череп-набалдашник блестел в тусклом свете из окна.
– Вас прислал отец?
– Он очень беспокоится за вас, госпожа Анна.
– Я не вспоминала о нем много лет, – спокойно признала она. – И знаю, что это взаимно.
Эдвард улыбнулся одними уголками губ, взгляд оставался холодным и равнодушным:
– Я видел, как вы росли. Я уверен, что вы скучали по семье.
Кейн взяла свою кружку, сделала большой глоток – когда-то она часто так делала, чтобы позлить окружающих. Тогда это казалось ей бунтом и вопиющим нарушением этикета и позволяло чувствовать хоть какую-то свободу. Теперь она могла просто пить свой чай как захочет.
– Я очень скучала по семье первые года два обучения. С тех пор прошло восемь лет.
Эдвард не пошевелился, в нем всегда была эта странная, змеиная неподвижность. Неестественная и жуткая:
– Я неверно выразился, госпожа Анна. Мастер не просто беспокоится. Мастер обеспокоен.
Она давно не была ребенком и понимала разницу.
Если ее отец был обеспокоен, это не имело никакого отношения к жизни Кейн. Это могло касаться только всей семьи:
– Из-за чего?
– Вы больше не часть семьи, это правда. Вы вычеркнуты из семейного древа, вы не имеете прав на наследство.
Когда-то это было больно – понимать, что от нее отказались, но даже тогда Кейн не жалела:
– Я не стала бы претендовать на наследство, даже если бы могла. Меня устраивает мой образ жизни, и у меня достаточно денег. Если вы выяснили, где меня искать, вы должны знать и это.
– Речь не о вас. Речь о ваших детях.
Кейн снова сделала глоток чая и поперхнулась. Горячая жидкость обожгла язык.
Эдвард следил за каждым ее мельчайшим движением, не мигая. Кейн понятия не имела, что ему ответить. За все время с Джеком она ни разу не заговаривала с ним о детях, даже не задумывалась о них.
– Эдвард, я даже не замужем, – она аккуратно отставила чашку. Керамическое дно глухо стукнуло о блюдце.
– Вы живете с мужчиной. Можете позволить себе значительно больше, чем это, – он обвел ладонью обстановку вокруг. – Но остаетесь здесь. Это говорит о глубокой привязанности.
– Это еще не говорит, что у меня будут дети.
Но если бы они были, они были бы полноправными Кейнами. Отец мог лишить наследства ее – за непослушание и за решение стать мастрессой – но не ее детей.
– Вы же понимаете, госпожа Анна, я не могу говорить за мастера Кейна, – он поднялся, снова оперся на трость. Огладил пальцами металлический оскал черепа. – Я просто принес сообщение от вашего отца. Он ждет вас с вашим… избранником к ужину. В воскресенье, в центральном особняке. Прошу вас, не опаздывайте, ужин начинается в шесть.
Кейн злила его спокойная уверенность и злило, как он вел себя в чужом доме:
– Вы не можете заставить нас придти.
– Разумеется, нет. Но в ваших же интересах обговорить этот вопрос с мастером Кейном как можно скорее. Всего одна встреча, никто не просит вас о большем.
Кейн встала, спокойно оправила свитер Джека:
– Я провожу вас до двери.
Эдвард коротко поклонился:
– Благодарю. Я был рад видеть вас снова.
Кейн не стала врать, что это взаимно.
Джек вернулся через полтора часа после ухода Эдварда – засыпанный снегом, с огромной сумкой запчастей, и довольный. Кейн открыла ему дверь, пропустила внутрь, и Джек задержался на пороге – притянул ее к себе и коротко ткнулся холодным носом в волосы. Привычно и совсем обыденно, и она сразу почувствовала себя спокойнее.
– Я по дороге Эйва встретил, он мне деньги отдал. Можно купить новую плитку, эта иногда совсем не греет.
Джек пах снегом, улыбался, и Кейн на секунду прикрыла глаза, просто наслаждаясь его присутствием. Тем, что имела полное право просто быть рядом, ничего не объясняя и не спрашивая разрешения.
– Я помогу, – она отстранила его руки, когда он потянулся к застежкам, помогла ему раздеться.