Премьера «Щелкунчика» состоялась 17 ноября 1967 года в Королевском шведском оперном театре и вызвала одобрение публики и преимущественно благоприятные отзывы критиков. Последние репетиции были настолько напряженными, что Герд Андерсон, прима-балерина труппы, растянула лодыжку и не смогла танцевать в премьерном спектакле. Рудольф, естественно, сильно расстроился. «Я приехал сюда, чтобы танцевать с вами, а вы заболели!» – упрекнул он Андерсон. Сам всегда выходивший на сцену, невзирая на перевязанные лодыжки, лихорадки и инфекции, Нуреев не терпел в других слабость воли.
Зато с партнершей в «Ковент-Гардене» ему повезло больше. Премьеру «Щелкунчика», состоявшуюся на его сцене через три месяца[231]
, Рудольф танцевал с Мерл Парк – упорной и не пасовавшей перед вызовами балериной. К тому времени Нуреев и Фонтейн уже регулярно танцевали с другими партнерами, порождая ложные слухи, будто бы их дуэт готов распасться. Однако дело было в другом: И Рудольф, и Марго не хотели ограничиваться одним партнером; а Нуреев к тому же испытывал огромную потребность в экспериментах с самыми различными танцевальными стилями. А еще он понимал: из-за разницы в возрасте их сценический союз с Марго не вечен и ему пора «выстраивать отношения» с другими партнершами. И, создавая сложную партию Клары в «Щелкунчике», Нуреев ориентировался именно на Парк; он насытил эту роль «вязью» – витиеватыми комбинациями па, следующими друг за другом. Ради репетиций с ним Парк приехала в Стокгольм. Нурееву «никогда не нравилось, когда тебе было комфортно, – вспоминала балерина. – Он предпочитал, чтобы ты испытывала трудности и была вынуждена их преодолевать». Что она и осуществила в зажигательном премьерном спектакле, мгновенно обеспечившем ей репутацию одной из самых техничных танцовщиц Королевского балета.Эта партия Нуреева для Королевского балета стала одной из самых популярных работ труппы. В числе ее почитателей оказалась и Нинетт де Валуа, которую особенно восхитило финальное па-де-де, где Принц и его партнерша в унисон исполняли одинаковые скользящие па. Как позже отметила де Валуа, Нуреев не был хореографом «в подлинном смысле слова». Скорее, он обладал талантом к воспроизведению классики. «Он вносил лишь некоторые изменения, которые мог заимствовать откуда-то еще, насколько нам известно. И ему оставалось только сказать: я взял их там-то или там-то. Либо: мне они не нравятся, и я постараюсь их улучшить. Что он часто и делал, а иногда и не делал. Постановка – это совершенно иное дело, нежели хореография». Большинство критиков к хореографии Нуреева в «Щелкунчике» отнеслись прохладно, а сюжетную линию многие из них посчитали чересчур сложной. Фернау Холл из «Дейли телеграф» усмотрел в этой постановке доказательство того, что «прекрасный танец может скрыть, но не оправдать бесформенную хореографию». А «Санди телеграф» в довольно пренебрежительном отзыве, озаглавленном «Щелкунчик или Кувалда»?», заклеймила ее «заурядной и, возможно, пригодной для Омска или Томска, но напрочь лишенной творческой изобретательности и воображения, которые мы привыкли ожидать от Аштона, Макмиллана или Кранко».
В Нью-Йорке, где балет впервые был показан весной 1968 года, единодушное мнение критиков выразил Клайв Барнс в «Нью-Йорк таймс»: хореография «была всегда эффектной, но лишь изредка вдохновенной». И Нуреев продолжил переделывать постановку не только в Королевском балете, но и в версиях, подготовленных им в «Ла Скала», в театре «Колон» в Буэнос-Айресе и в Берлинской государственной опере. И Питер Уильямс потом восторженно признал: «Важнее всего то, как я полагаю, что [его] концепция обогащает одну из самых завораживающе красивых партитур Чайковского и придает зрелость тому, что слишком часто ассоциировалось с грамзаписями для детей». А в 1980-х годах изменил свое мнение насчет нуреевской постановки и Барнс: «Никакая другая версия “Щелкунчика” из тех, что нам доводилось видеть, не была столь драматичной и не носила столь яркого отпечатка индивидуального стиля».