Обвиненіе, такимъ образомъ, формулировано хотя не вполн опредленно, но весьма ловко. Тутъ и намекъ на презрніе поэта къ толп, и намекъ на измну прежнимъ убжденіямъ, «въ связи съ новыми отношеніями въ высшихъ сферахъ», и указаніе на охладвшее въ послдніе годы Пушкина сочувствіе къ нему публики; ссылки даны такимъ образомъ на обстоятельства всмъ боле или мене извстныя, въ томъ простомъ разчет что врность ссылокъ замаскируетъ важность освщенія даннаго обвинительнымъ актомъ. Кто напримръ не знаетъ что сочувствіе публики къ поэзіи Пушкина значительно охладло въ конц поприща поэта? На это жаловался самъ Пушкинъ въ письмахъ къ друзьямъ, исполненныхъ грусти и разочарованія. Но источникъ этого охлажденія лежалъ конечно не тамъ гд полагаетъ его г. Пыпинъ. Достаточно обратиться къ «Матеріаламъ» П. В. Анненкова чтобъ убдиться что обаяніе поэта на современниковъ ослабвало по мр того какъ крпчалъ его талантъ и какъ поэтъ отъ легкихъ, доступныхъ масс задачъ переходилъ къ зрлому, возмужалому творчеству. Уже Евгеній Онегинъ
понравился масс читателей мене чмъ Кавказскій плнникъ или Бахчасарайскій фонтанъ, а Борисъ Годуновъ и Полтава не были совсмъ оцнены публикой. Поэтъ не обманывалъ себя на счетъ этого обстоятельства и предвидлъ неуспхъ Бориса Годунова, объ этомъ свидтельствуютъ замтки на французскомъ язык, которыя онъ предполагалъ разработать для предисловія къ своей трагедіи. «Публика и критика», говоритъ онъ въ этихъ замткахъ, «принявшія мои первые опыты съ живымъ снисхожденіемъ, и притомъ въ такое время когда строгость и недоброжелательство отвратили бы меня вроятно навсегда отъ поприща мною избираемаго, заслуживаютъ полной моей признательности: он расплатились со мною совершенно. Съ этой минуты ихъ строгость или равнодушіе уже не могутъ имть вліянія на труды мои. Я выступаю съ новыми пріемами въ созданіи. Не имя боле надобности заботиться о прославленіи неизвстнаго имени и первой своей молодости, я уже не смю надяться на снисхожденіе, съ которымъ былъ принятъ досел. Я уже не ищу благосклонной улыбки моды. Добровольно выхожу изъ ряда ея любимцевъ, принося ей глубокую мою благодарность за все то расположеніе съ которымъ принимала она слабые мои опыты въ продолженіи десяти лтъ моей жизни.» Такимъ образомъ Пушкинъ самъ далъ намъ ключъ къ разумнію источника того разлада который образовался между нимъ и публикой съ тхъ поръ какъ отъ легкихъ, полуподражательныхъ и доступныхъ масс опытовъ онъ перешелъ къ зрлому и строгому творческому труду. Посл этого какъ не улыбнуться на завренія г. Пыпина будто охлажденіе къ Пушкину проявилось въ той части публики которая искала въ литератур нравственно-общественнаго смысла?