Моей соседкой по левую руку была элегантная дама примерно пятидесяти лет из Берлина. Это мы быстро заметили. Не только по интонации, но и по ее темпераменту и по речи. Если бы речь шла не об очень симпатичной даме, то я должен был бы сказать, что она болтала без умолку, как актриса Гизела Шлютер.
- Скажите, вы явно тоже не из Ганновера, не так ли?
- Да, вы правильно заметили, я...
- Ну, дайте мне разок угадать: вы родом из Померании! Я права?!
- Не совсем, но на полдороги вы уже приблизились.
- Ага, тогда вы восточный пруссак! Ну, я со временем и сама бы до этого додумалась. Но, все же, вы не живете в Ганновере, не так ли?
- Тут вы попали в точку!
- Знаете, я безумно люблю определять и угадывать; все возможное! Подождите! Вы приехали из Гессена! Правильно?
Я посмотрел на даму несколько пристальнее, чтобы подумать, как она могла прийти к такому выводу. Но она так свободно и непринужденно смеялась мне в лицо, что я просто молчал.
- Да, вы, похоже, удивлены, не так ли? Ну, а теперь подумайте, как я прихожу к таким выводам! Так как я полагаю, что это мое предположение – прямое попадание!
Моя жена услышала беседу и продемонстрировала свое удивление смеющимся лицом: – Может, у вас есть дар ясновиденья? – спросила она.
- Необязательно, но у меня есть два глаза на голове. Я просто видела вас, когда вы выходили из вашей машины, а на ней были номера Касселя. И какое совпадение: теперь я сижу рядом с вами! Ха-ха-ха!
- Вы доставляете мне удовольствие, сударыня! Может быть, вы детектив?
- Боже сохрани! Разве я похожа?
Я покачал головой и указал на теннисную площадку: – Гладиаторы идут!
Мою берлинку, кажется, совсем не интересовали Борис Беккер и Пит Сампрас. Она гоготала дальше, пусть даже и приглушенно.
- Смотрите, вон там слева! Да, вот там, слева внизу! Там сидит Барбара, жена Бориса. Почему она, собственно, приходит сюда? Когда я наблюдаю за ней по телевизору, то она большую часть времени смотрит на свои ноги или прикрывает лицо руками. Кстати, у нее очень красивые тонкие руки. Посмотрите, она сейчас покажет их всем. Я думаю, она делает это преднамеренно. Но почему бы ей этого и не делать? В конце концов, хвастаться можно только тем, что у тебя есть. Вы не согласны?
Я повернул голову в сторону моей соседки и хотел что-то ответить, но тут мое время уже истекло.
- Мне очень хотелось бы знать, почему родители Беккера всегда сидят в другой ложе. Или это руководство турнира проводит такое строгое разграничение внутри семьи? Мне это вовсе не кажется хорошим! Ведь все Беккеры, в конце концов, принадлежат к одной семье! Или там есть разногласия? Как вы объясните этот порядок?
Снова я посмотрел налево и хотел из вежливости высказать мое представление: – Итак...
- Я по вам вижу, что вы никогда еще не думали об этом. Правда, не так ли? Видите ли, меня интересуют все люди! Это для меня настоящее хобби. Наблюдать за людьми, классифицировать их, представлять себе, какая у них может быть профессия, распределять их по складу характера, анализировать критически их физическое состояние, определять, является ли тот или иной человек курильщиком, пьяницей или трезвенником, ах, что только можно узнать о человеке.
Последнее бесконечное предложение побуждало меня к размышлению, что мне теперь было уже почти все равно, начали ли теннисисты уже свою игру или еще нет. Я медленно, но очень осознанно, повернулся к моей неожиданной даме, и тоже начал было встревать в ее поток слов: – Сударыня...
- Вот вы уже во второй раз обратились ко мне «сударыня». Знаете, мне очень нравятся определенные формы, и я рада культурным людям и особенно вежливому поведению, но мы здесь, ну, можно сказать, на народном спортивном мероприятии и, кроме того, итак коротко и просто: оставьте «сударыню» для более торжественных случаев! Меня зовут Хельга Шультхайс! – Ну, не делайте такое лицо, как будто бы вы хотите теперь сказать «Ваше здоровье!», ха-ха-ха!
(«Шультхайс», буквально «сельский староста» – популярный берлинский сорт пива. – прим. перев.)
Слова, которые я хотел было сказать, застряли у меня в горле. Я поднялся со своего сиденья, отвесил краткий поклон и, заикаясь, представился: – Герман Краузе. Но после этого я фыркнул так громко, что не только соседние зрители посмотрели на нас, но даже арбитр бросил в нашу сторону свой предостерегающий взгляд.
- Ну, господин Краузе, – шептала мне моя берлинка, – с вашей фамилией вы вполне могли бы быть и из Берлина! В то время как фамилия «Шультхайс» едва ли подошла бы к Восточной Пруссии.
Мы посмотрели на площадку: первый сет окончился. Перерыв. Стороны меняются местами.
- Знаете, господин Краузе, то, о чем я только что говорила вам, о моих наблюдениях за другими людьми, к этому относятся также мои критические вопросы об именах, которые некоторые люди вынуждены таскать за собой всю жизнь. Смотрите, Хельга и Герман, ну, все же, с такими именами нас можно увидеть всюду! А как зовут вашу жену?
- Изольда.
- Прекрасно! Очень красивое и звучное имя! Знаете ли вы, кто выбрал ей это имя? Отец или мать?