-Жалко, что мисс Констанца на континенте, - заметила сестра, аккуратно переписывая
отрывок из Библии. «Она так много всего знает, с ней интересно».
Мияко вышла из кухни, и, отряхнув испачканные в муке руки, прислонилась виском к
нагретому солнцем, теплому косяку двери.
-Как вытянулись, - подумала она, рассматривая детей. «Господи, только чтобы здоровы
были. Сейчас Хосе приедет, осмотрит их, ну да все равно – не болели вроде, хорошо, что мы
в деревне, а не в городе. А миссис Юджиния, бедненькая, как жалко ее – дочке-то и трех лет
нет, а сиротой осталась. Отец, конечно, есть у Тео, ну да он ведь моряк, - Мияко вздохнула
и, подойдя к детям, наклонившись, строго сказала: «Следите за почерком, особенно ты,
Пьетро!»
Сын что-то пробурчал, и Мияко, рассмеявшись, потрепала его по темноволосой голове.
-Скоро обедать, - сказала она, поправляя кружевной чепец.
-Мама, - Анита оторвалась от тетради и наклонила голову: «Слышишь? На дороге!»
Мияко взглянула в прорезь ворот, и, перекрестившись, побледнев, шепнула: «Господи,
спасибо тебе! Хоть и недалеко был, а все равно – мало ли что могло случиться».
-Отец едет, - она повернулась к детям и велела: «Быстро, быстро, убирайте тут все, и
поднимитесь наверх, руки помойте».
Она подхватила простую, домашнюю, серую юбку и ринулась в дом.
-Мама рассказывала, - задумчиво проговорила Анита, собирая тетради, - что, когда она
росла в Японии, и ее отец возвращался домой, они все выстраивались на дворе и кланялись
ему. До земли!
-Я же тебе говорил, - рассмеялся Пьетро, - я очень рад, что мы не живем в Японии.
Хосе взглянул на белокурую девочку, что прикорнула на руках у Марфы, и тихо сказал:
«Пока нет причин беспокоиться, тетя Марта. Тео здоровый ребенок, не худенькая, и ест она
хорошо, как вы мне сказали».
Женщина вздохнула, и, откинувшись на шелковое сиденье кареты, так же тихо ответила:
-Мой старший брат единокровный, там, на Москве, от этой болезни умер, мой дорогой
племянник. Я же помню – при ней ничего нет хуже сырости. И Юджиния, бедняжка – она же
всю жизнь в тропиках прожила, ты же сам оттуда, понимаешь, о чем я говорю, - Марфа
покачала Тео, и, та, широко зевнув, заснула еще крепче.
Хосе посмотрел на румяные щечки девочки и развел руками: «Тео все-таки тут родилась,
тетя Марта, но вы следите – если она начнет покашливать, то лучше ее в более теплые края
отправить».
-Легко сказать, - Марфа взглянула на племянницу, погруженную в книгу. «В Париже, конечно,
не так промозгло, но мой зять и так – один сына воспитывает, ему тяжело с двумя детьми
будет. Тем более, мистер Майкл ездит, по делам, мальчика-то он может с собой взять, а
девочку, да еще и маленькую? А все остальные тоже, - женщина задумалась, - брат мой – в
Копенгагене, вы - в Амстердаме, там погода такая же, как у нас. Не на Святую же Землю
дитя отправлять?
Марфа оправила на Тео бархатное платьице цвета желудей, отделанное бежевой, с
золотом, кружевной прошивкой, и, помахав рукой Джованни, подождав, пока он осадит
лошадь у окошка кареты, сказала:
-Я тогда у парадного входа постою, пусть Мияко мне его откроет, не пойду с вами на задний
двор. Положу ее, - женщина кивнула на внучку, - и спущусь.
Джованни посмотрел в большие, зеленые, обрамленные чуть заметной сетью морщин,
глаза, и кивнул.
-Проснуться может, - нежно сказала Марфа, глядя на внучку. «Твои-то к тебе бросятся, будут
кричать: «Папа!», не надо, чтобы дитя это слышало, расплачется еще».
Ворота усадьбы отворились, и Хосе, выпрыгнув из кареты, подал ей руку. Марфа помахала
остальным и пошла к высоким, резного дуба, парадным дверям усадьбы.
-Папа! Папа! – услышала она радостные крики, и, улыбнувшись, стала ждать, пока ей
откроют.
Чай пили на террасе. Адмирал приставил ладонь к глазам и шутливо сказал: «Я смотрю,
дорогой Джованни, придется нам детей повенчать – Анита от Уильяма не отходит».
-Это шпага, - рассмеялся ди Амальфи и, приняв из рук жены чашку, шепнул ей: «А ну садись
немедленно!
-Сэнсей, - она покраснела, и Марфа ласково попросила: «И вправду, садитесь, Мияко-сан,
дети с Уильямом, Хосе и Мирьям занимаются, хоть вчетвером чаю попьем, спокойно».
-А шпага, - Джованни отпил чая, и блаженно закрыв глаза, слушая гудение пчел, подумал:
«Господи, дома», - это у Аниты так со всеми. Когда зять твой приезжал, со Стивеном, она
мальчику тоже в рот смотрела».
С реки донесся веселый визг Тео и голос Уильяма: «Сейчас я буду Вороном и всех вас
утоплю, потому что вы – мои противники!»
-Тогда я буду доньей Эстер и ты меня должен спасти от костра! - встряла Анита и взрослые
на террасе дружно рассмеялись.
В спальне пахло жасмином. Марфа положила голову с распущенными, бронзовыми
волосами на плечо мужу, и, протянув ему брошюру в бумажной обложке, сказала: «Вот, это
твой экземпляр, де Гроот его тебе подписал».
Адмирал приподнялся на локте и прочел, при свете нежной, белесой ночи: «Тому, кто
первым увидел Голландию – свободной». Виллем помолчал и улыбнулся: «Ну, там же не
только я один был, милая моя».
-Все равно, - Марфа наклонилась и поцеловала его. «Если бы не ты – не было бы ни этой