o 0a115616b968c99b

сними, ты пока такая маленькая, что рядом со мной уместишься».

-Это пока, - грустно сказала Рэйчел, подбирая свои шелковые, цвета нежной листвы юбки.

-А ты не грусти, - Марфа потянулась и взяла с круглого стола орехового дерева связку

писем. «Родишь, и станешь опять – легкая, как птичка. У меня всегда так было». Она

поцеловала невестку в щеку и весело сказала: «Ну, давай почитаем!»

-Дорогая миссис Марта, - начала она. «Надеемся, ваши дети здоровы, а особые пожелания

здоровья и благополучия передавайте, нашей милой Ракели…»

Девушка ахнула, и покраснела: «Вы им написали!»

-Ничего я им не писала, - ворчливо ответила Марфа. «Донья Хана этого всем замужним

желает, на всякий случай. Слушай дальше».

-Иосиф уехал в Падую, за своей докторской степенью, весной следующего года должен

вернуться. Практика Мирьям процветает, ее теперь зовут не только на роды, но и к

младенцам, когда они болеют. Сейчас она уехала в Париж, заниматься с этой известной

французской акушеркой, Луизой Бурсье. Королева Мария Медичи в ноябре ожидает ребенка,

и мадам Бурсье хочет, чтобы Мирьям помогала ей на родах, - Марфа отложила письмо и

задумчиво пробормотала: «Правильно, я же просила Майкла поговорить с этой Бурсье. Ну,

надеюсь, там все удачно пройдет».

-Дорогая миссис Марта, пересылаем вам письмо от младшей сестры покойной Эстер,

Мирьям Горовиц. Они с мужем живут в Кракове. Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь,

прочтите его спокойно. Шлем вам нашу любовь и благословение, донья Хана и дон Исаак

Мендес де Кардозо.

-Чего бы ради мне волноваться? – хмыкнула Марфа. Она проглядела написанное изящным

почерком письмо, и, поцеловав Рэйчел в лоб, сказала: «Сейчас вернусь».

Виллем и Джованни, сидя за большим столом в кабинете адмирала, что-то обсуждали,

просматривая большие, покрытые исправлениями, листы бумаги.

Марфа закрыла за собой дверь, и, подойдя ближе, тихо сказала: «Лиза жива. И дочь ее,

Мария – тоже».

Мэри посмотрела на изящный пистолет, что лежал рядом с бокалом вина, и твердо сказала:

«Я поеду на Москву, и привезу их, матушка».

Марфа оторвалась от какого-то письма, и, отложив перо, сухо ответила: «Никуда ты не

поедешь. Ты сейчас обвенчаешься, отправитесь в Нортумберленд, а в феврале – уйдете в

море. Все».

-Матушка! - Мэри закинула ногу за ногу и обхватила пальцами колено. «Вы же сами сказали,

Михайло Данилович не может уехать из Парижа, а дядя Матвей – уже старый человек, у него

дочь на руках. Дэниел в море, у Питера – работа и Рэйчел. Значит, только я остаюсь».

-А у тебя на руках – Генри, Джон и Энни, не забывай, - мать встала, и, вздохнув, отдернув

бархатные портьеры, посмотрела в окно. «Хорошая осень, сухая, - пробормотала женщина.

Она посыпала чернила песком, и, шурша юбками, наклонилась над дочерью, поцеловав ее в

белокурый затылок.

-Девочка моя, - ласково сказала Марфа, - я и так тебя и Энни похоронила уже. Не надо,

милая. После всего того, что было – не надо.

Она вдруг почувствовала слезы у себя на руке. Острые лопатки под льняной рубашкой

задвигались, и Мэри, помотав головой, всхлипнув, сказала: «Он ведь такой хорошенький

был, матушка. Николас. Глазки синенькие, и улыбался мне. Ну почему, почему так!»

Марфа присела на ручку кресла и прижала к себе дочь.

-Так что ж ты хочешь, милая, коли ты на сносях была, а он – бил тебя. Видишь – поспешила

ты замуж, ну да понятно, вы там одни были, в Новых Холмогорах, коли б Федор туда с вами

доехал – может, все бы по-другому сложилось. А что ты мне о Москве говорила, - она

подняла дочь за подбородок и поцеловала в мокрую щеку, - так то, во мне умрет, не бойся.

Мэри помолчала, глядя на пламя камина, и, покраснев, сказала: «Мне нравилось. Я как дядя

Матвей, да?».

Мать пожала плечами: «Милая моя, ты же не каменная. И не по своей воле ты это делала. А

что нравилось – так, то, нам Господь дал, против Него не пойдешь». Марфа внезапно

усмехнулась: «Так нравилось, что за первого, попавшегося на дороге мужика, замуж

выскочила».

Мэри зарделась и что-то пробормотала.

-Вот и нечего об этом думать, - мать погладила ее по голове. «А с Лизой – видишь, - она

кивнула на стол, - Английский Двор на Москве закрыт, с этой смутой торговцы дальше Новых

Холмогор не выезжают. Там же половина страны под поляками, и Шуйский еле на престоле

держится. Ну, хоть так попробую письмо отправить, может, дойдет до Федора. Еще и кто

знает, - Марфа вздохнула и поднялась, - Федор-то, он за Шуйского, али супротив него».

Мэри взглянула на резкие, глубокие морщины по углам рта матери и вдруг подумала: «А все

равно – шестьдесят ей следующим летом, и ни одного седого волоса. Может, сказать о

Федоре и Ксении? Да нет, зачем, Федор же мне сказал, что к Лизе поехал, чего ради

напраслину на него возводить».

-Матушка, - Мэри отпила вина, - а, значит, Мирьям, ну, тетя ваша, своего старшего сына на

Москву отправила?

-Да, - Марфа помолчала. «Мальчику тринадцать лет. Господи, ну и люди, как нам

благодарить-то их? Вот уж верно – праведники. Ну да они с Лизой дружили, еще с тех

времен, как у Лизы первый ее родился, Петенька, еще в Несвиже том».

Мэри подняла лежащее под пистолетом письмо и прочитала: