Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

ему фразу с первой страницы латинского учебника. Это была строчка из «Энеиды»:Ncrn ignara mali, miseris succurrere disco. Я ее очень люблю, он оказался тоже к ней

неравнодушен. Думаю,что это единственный раз я в чем-то помог Аверинцеву:потом уже помощь была только от него —мне.

Когда-то мы обещали друг другу написать некрологи друг о друге. Мне бы очень

не хотелось выступать в этом жанре преждевременно. Поэтому я хотел бы только

пересказать кое-что из его суждений на разные темы — то, что запомнилось или

записалось. Односторонний интерес к темам — целиком на моей совести. Стиль —

тоже: это не стенограммы, а конспекты Сенеке случалось мимоходом

пересказывать несколько фраз Цицерона (специалисты знают эти места), — так

вот, стиль этих записей относится к настоящему стилю Аверинцева так, как стиль

Сенеки к стилю Цицерона. Кое-что из этого вошло потом в опубликованные им

работы Но мне это лучше запомнилось в том виде, в каком проговаривалось в беседах

или докладах задолго до публикаций.

«Античная пластика? Пластика — совсем не универсальный ключ к пониманию ан-

тичности, скорее уж ключ — это слово. Средневековье из античной культуры

усваивало именно словесность. Это теперь античность — зримая и молчащая, потому

что туристов стало больше, а знающих язык — меньше».

«Романтизм насильственно отвеял из античности ее рационалистичность, и оста-

лась только козьмопрутковская классика: "Древний пластический грек", "Спор

древних греческих философов об изящном"». (Теперь мне самому пришлось читать

курс «Античность в русской поэзии конца XIX — нач. XX в. — и начинать его именно

181


З А П И С И

и

в ы п и с к и

со «Спора философов об изящном»).

Еще об античном рационализме. «Вот разница между современностью и актуально-

стью: Платон современен, а Аристотель актуален. Мне так совестно тех мод, которые

пошли от меня, что я хотел бы написать апологию Аристотеля».

«Пушкин стоит на переломе отношения к античности как к образцу и как к

истории, отсюда — его мгновенная исключительность. Такова же и веймарская

классика».

«Мы уже научились легко говорить "средневековый гуманист"; гораздо труднее на-

учиться говорить (и представлять себе): "ренессансный аскет". Как Томас Мор».

«Риторика есть продолжение логики другими средствами». (Да: риторика — это не

значит «говорить не то, что думаешь»; это значит говорить то, что думаешь ты, но на

языке тех, кто тебя слушает. Будем ли мы сразу подозревать в неискренности

человека, который говорит по-английски? Некоторым хочется.)

♦Пока похвала человеку и поношение человека розданы двум собеседникам, это

риторика; когда они совмещаются в речи Гамлета, они уже не риторика».

«Верлену была нужна риторика со свернутой шеей, но все-таки риторика».

«История духа и история форм духа — разные вещи: христианство хотело быть но-

вым в истории духа, но нимало не рвалось быть новым в истории таких его форм, как

риторика».

«Время выражается словами чем дальше, тем косвеннее: о чем лет двадцать назад

возмущались словесно, сейчас возмущаются в лучшем случае пожатием плеч. — А в

прошлом? — «Может быть, все Просвещение, erklahne Aufklahrung, и было попыткой

высказать все словами».

«Новаторство — это традиция ломать традиции».

«В "Хулио Хуренито" одно интеллигентное семейство в революцию оплакивает

культурные ценности, в том числе и такие, о которых раньше и не думали: барышня

Леля — великодержавность, а гимназист Федя — промышленность и финансы. Вот

так и Анна Ахматова после революции вдруг почувствовала себя хранительницей

дворянской культуры и таких традиций, как светский этикет».

♦А у Надежды Яковлевны точно таким же образом слагался ретроспективный миф

о гимназическом образовании, при котором Мандельштам даже с фрагментами Сапфо

знакомился не по переводам Вяч. Иванова, а прямо на школьной скамье».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Словари и Энциклопедии / Неотсортированное / Энциклопедии