дается в интерпретации? Я ответил: «Я тоже литературовед, поэтому первый вопрос вне моей компетенции; а объект во мне
заведомо не нуждается, это я в нем нуждаюсь по общече-
ловеческой любознательности; фундамент же мой — прими-
тивный: полагаю, что каждый поэтический текст имеет смысл, поддающийся пересказу».
Фауна
Американские поэты долго писали о соловьях и жаворонках, хотяни тех, ни других в Америке нет.
Хрисоэлефан-
К. Леонтьев предлагал сделать такой памятник Александру II: тиннаятехника
дерево, слоновая кость, золото и серебро с эмалью; а сгоревшую избу вФилях отстроить мраморной, как потом ленинский шалаш в Разливе. «У меня цветные
истины», говорил он.
202
Ill
Боялся умереть от холеры — неэстетично; а чудом выздоровев, пошел по обету в монахи, хотя в Писании был нетверд, и они его
20 лет к себе не пускали. В Троице жил в гостинице и
перечитывал Вольтера. «С нестерпимо сложными потребно-
стями», писал о нем Губастов. Его мир — крепостной театр, в
котором народы пляшут в национальных костюмах, а он по-
глядывает на них из барской ложи. Отнимите у Готье талант, а у
Флобера гений, и вы получите Леонтьева.
Хайдегтер
(«Вы неточны: не "есть возможность", а "возможна возможность"», сказали мне). Мне нравилось у Б. Лившица: «Ни у Гомера, ни уГесиода Я не горю на медленном огне, И, лжесвидетельствуя обо
мне, Фракийствует фракийская природа». Р. едко сказала, что это
всего лишь калька с natura naturans Спинозы (и кузминского
перевода этих слов в «Панораме с выносками»), и не нужно было
Хайдеггера, чтобы это воскрешать. Собственно, еще ближе к
образцу можно вспомнить особые приметы в «Заячьем ремизе»: Спиря поспиривает, а Сема посемывает. У Лема четырнадцатый
сустав таможенного чиновника говорит герою: «Вы ведь
млекопитающее, да? в таком случае, приятного млекопитания».
Хорей
(Зн. 1990, 10). Брежнев знал наизусть «Сакья-Муни» Мережковского.Художествен-
У Пастернака не только природа уже существует независимо ный мирот создавшего ее Бога, но и вещи независимо от создавшего их человека; и вещи
братаются с природой, а человек оказывается оттеснен в неожиданное панибратство с
Богом.
Хмель
«Наводя справки о женихе, уже не спрашивают, пьет ли, аспрашивают, каков во хмелю» (Никитенко, 31 июля 1834, по
Архангельской губернии).
Ход событий
«Нельзя сказать, будем ли мы либералами или консерваторами, потомучто нельзя ведь предсказать х. с.» (газ. «Народный голос» за 1867, цит. в ЛН 22/24, 300).
Храбрость
С. Урусов говорил: Я консерватор, но не имею храбрости им быть(Энгельг., II, 334).
Царь и бог
Сталинская ода Мандельштама — не только от интеллигентской верыв то, что рота права, когда идет в ногу («это смотря какая рота: разве интеллигенция рвалась быть как все?» — сказал С. А ), но и
от общечеловеческого желания верить, будто над злыми
сатрапами — хороший царь. Глупо? А чем умнее, что над злыми
царями строгий, но справедливый бог?
Ценность
Л. Поливанов про себя ставил Фету за все стихи единицы, а за «Вдымке-невидимке...» — пять. Блок у Фета больше всего любил то
стихотворение, которое кончалось ♦И, сонных лип тревожа лист, порхают гаснущие звуки». (А я — «И я очнусь перед тобой, угасший вдруг и опаленный»). Адамович о Цветаевой в «Возд
203
путях», 1: «недавно я узнал, что самым любимым ее русским
стихотворением было фетовское "Рояль был весь раскрыт"»
(отомстил-таки за «Поэта о критике»).
Читатели
и библиофилы — такие же разные люди, как жизнелюбы ичеловеколюбы.
Чечерейцы
Пушкин начал поэму о Гасубе; Жуковский прочитал и напечатал егоимя «Галуб», ничего удивительного; но Лермонтов, воевавший на
Кавказе и слышавший, как неестественно звучит это
произношение, все-таки дал это имя своему чеченцу в «Валерике»:
«Галуб прервал мое мечтанье...» Ср. ГРУША
Чужое слово
А Г. Дементьев рассказывал: издали записные книжки Фурманова, в них— характеристики писателей, по ним уже были защищены 14
кандидатских диссертаций и одна докторская. А Г. Д чувствовал, что эти характеристики он уже где-то читал; проверил —
оказалось, что это конспекты «Лиги революции» Троцкого и
статей Воронского: это переброшенный на литературу Фурманов