o 41e50fe5342ba7bb

«Клио, орган партийной и профсоюзной организации

Института всеобщей истории».

Кирилов Радищев у Лотмана, желающий пробудить

человечество не книгой, так самоубийством,

удивительно похож на Кирилова. Даже

барочным заиканием.

Сам

сижу я

за

столо

м, Как

всегда

угрюм

ый, И

невесе

ло

пером

Выра

жаю

думы

С. Дрожжин, Ст. 1907,433.

Книги Когда монголы взяли Багдад и бросили книги в реку, Евфрат несколько дней тек чернилами.

Книги с полок обступают меня, и каждая спрашивает где брат

мой Авель? почему ты меня так мало использовал?

Книга «Он сорок лет назад сочинил книгу ума своего и доселе

читает по ней», — говорил Батюшков о А. С. Хвостове (Вяз., 8,240).

Корни Жить корнями, это чтобы Чехов никогда не уезжал из

Таганрога.

♦В Кельне считают, что на восточном берегу Рейна уже

начинается Сибирь», — сказал С. Ав.

Калека «Спортивные оды Пиндара должен изучать атлет», 277

сказала М.

Е. Грабарь-Пассек «Или калека», ответил я; она

согласилась. Может быть, всякий филолог —

калека от поэзии? Я переводил Овидия и

Пиндара именно как калека.

Классики или ДИАЛОГ КУЛЬТУР. Перс сказал Вамбери: как

же наша культура не выше вашей, если вы

наших классиков переводите, а мы вас нет?

278

IV

З А П И С И И В Ы П И С К И

Классическое

образование

Катахреза Президент Гардинг, амбидекстрал, умел одновременно

писать одной рукой по-гречески, другой по-латыни.

Краткость ♦Полное созвездие потомков древних геральдических

древ» — М. Турьян в книге о В. Одоевском.

У индийских грамматиков считалось: изложить правило

Косорецким короче на одну лишь краткую гласную — такая же

радость, как родить сына (Robins, 144).

Канонизация назывался поросенок к новогоднему застолью — в честь

Василия Кесарийского.

Николая II. А ют в Англии почему-то канонизировали не

Карла I, а Томаса Мора. Мы ведь не считаем святым

моряка за то, что он утонул в море. У каждой профессии

К сожалению есть свой профессиональный риск; для королей это

гильотина или бомба. Канонизируйте сначала Льва

Кикийка Толстого.

кикийная Бонди говорил: ♦Ранние стихотворения Лермонтова, к

Кукушка и сожалению, дошли до нас*.

петух — лесная птица, которой невеста отдает девичью

крйсоту, принимая бабью кику.

Я пересохший

колодезь, Альбова Шмелев считал выше Пруста. Бунин говорил:

♦Толстой, если бы захотел, мог бы писать, как Пруст, но

он бы не захотел» (Бахрах).

Культура

которому не дают наполниться водой и торопливо

вычерпывают придонную жижу, а мне совестно.

Погибает русская культура? Погибают не Пушкин и Гоголь, а

мы с вами. А положа руку на сердце: разве нам не поделом?

имли

В Институте мировой литературы — на Поварской, бывшей

Воровского, бывшей опять же Поварской, — я прослужил

тридцать лет и три года. До мировой литературы в этом доме

было управление коннозаводства, а до коннозаводства —

дворянский особняк желтые стены, белые колонны, в бельэтаже

музей Горького, свет и блеск, в тесном и темном нижнем этаже

— институт.

Актовый зал — бывший бальный, с хорошей акустикой. Но

концы поменялись: где был оркестр, там грядки стульев, а где

танцевали, там зеленый стол президиума и кафедра с

капризным микрофоном. Шепот в зале хорошо слышен в

279

президиуме, а речи из президиума плохо слышны в зале.

Над президиумом огромный черный бюст Горького. Когда,

скучая на заседаниях, смотришь на него, то видишь, что он

противоестественно похож на Ленина: как будто Ленину надели

косматые волосы и усы Буревестника. По стенам были витрины

про

280

IV

мировое значение Горького: обложки по-арабски, афиши по-

венгерски, фотографии «На дне» по-китайски. Потом витрины

убрали, а в углу под потолком повесили строем фотографии

директоров института за 40 лет от Луппола до Сучкова.

Когда реабилитировали Луппола, в стенгазете напечатали

статью «Первый директор нашего института». Перед газетой

стояли Егоров и Наркирьер. Один сказал: «Ну вот, уже можно

писать историю института». Другой ответил: «Нет, знаете, лучше подождать: ведь Луппол был не первым директором, первым был Каменев».

Когда я поступал в институт, директором был старый

рапповец Анисимов: большой, рыхлый, покрякивающий, покрикивающий. Когда молодой Палиевский, либерально

призывая свежим взглядом взглянуть на советскую литературу, спешил оговориться: «Нет, конечно, Авербах был злым гением

РАППа...», то Анисимов, раскинувшись в кресле, благодушно

ворчал: «Ну, какой же Леопольд гений — помните, Яков

Ефимович?..»

(Яков Ефимович, Жорж Эльсберг, тучное туловище, гладкая

голова и глаза, как пули. У него припечатанная слава доносчика