o 41e50fe5342ba7bb

второй план их прямую оценку с точки зрения сегодняшнего дня. За

выявлением гуманистических тенденций в культуре средневековья

утратилась критическая характеристика средневекового религиозного

обскурантизма в целом, крайне актуальная в современной идеологической

обстановке. Ошибки такогорюда привели к объективизму, к потере

идейно-политического прицела, к идеологической близорукости в работе.

Предложенный в книге подбор текстов (одну пятую часть которого

составляют тексты с религиозной тематикой) может бытьложно понят

массовым читателем. Руководящие высказывания Маркса и Энгельса о

средневековье и средневековой культуре не использованы в должной мере.

Коллектив античного сектора признает указанные критикой ошибки

«Памятников средневековой .латинской литературы* и пртчет меры к

тому, чтобы полностью изжить их в дальнейшей работе*.

После такого отчета обсуждение на Отделении стало вялым.

Взбодрить его попробовал Р. А. Будагов, академик по

романской филологии (когда-то элегантно читавший нам, первокурсникам, введение в языкознание по товарищу

Сталину). Какой у него был интерес, я не знаю. Вот тут Сучков

взметнулся громыхающим голосом: «Мы признаем свои

ошибки, но мы не допустим, чтобы ошибки идеологические

выдавались за политические. Книга прошла советскую цензуру

и была признана пригодной для издания; те, кто в этом

сомневаются, слишком много на себя берут» итд. Конечно, он

защищал собственную репутацию, но делал это не за наш счет и

за то ему спасибо.

Третий том «Памятников средневековой латинской

литературы» был уже готов к печати; его вернули на доработку

под надежным надзором Самарина. Дорабатывали его трижды, всякий раз применительно к новым идеологическим веяниям.

Один раз он даже попал в издательство, два месяца

редактировался до идеального состояния и все-таки был

возвращен: так, на всякий случай. Так он и не вышел за

двадцать лет.

Через год после того заседания Аверинцев летел на

конференцию в Венгрию: дальше тогда не пускали. В самолете

ему случилось сидеть рядом с Храпченко. Храпченко

посмотрел на него проницательно и сказал: «А ведь неискренно

покаялся тогда Гаспа- ров! неискренно!»

284

З А П И С И И В Ы П И С К И

Я почти уверен: причиной всему было то, что в «Памятниках латинской литерату-

ры» слово «Бог» было напечатано с большой буквы. Это раздражало глаз Федосеева и

других. Но теперь, кажется, наоборот, слово «Бог» полагается писать с большой буквы

даже у Маяковского.

Так наказывают власти Неумеренные страсти.

П. Потемкин

Самарин

В институте умер очередной директор, наступило междуцарствие. Все имена возмож-

ных кандидатов были какие-то слишком бледные. «А почему не Самарин?» —

спросил меня мой знакомый историк. «Он не член партии». — «Странно, —

задумчиво сказал мой собеседник, — его нужно бы принять в партию honoris causa».

Роман Михайлович Самарин заведовал в университете романо-германской кафед-

рой, а в Институте мировой литературы зарубежным отделом. Круглый живот, круглая голова, круглые очки, гладкие волосы. Круглые движения и круглые слова.

Западную литературу нам, античникам, изучать было необязательно, но на Самарина

мы ходили: читал он красиво. «И вот, Боэций с друзьями, сидя в саду, обсуждал

диалоги Платона, а из-за ограды виллы слышались песни проходивших солдат на

непонятном готском языке. Последний римлянин старался их не замечать; но за ними

было будущее». О Боэции в это время мало кто знал даже понаслышке. Но писал

Самарин очень мало и очень блекло. Он был карьерист, но осторожнее многих: помнил, что слова — серебрю, а молчание — золото. Оттого он был и не в партии: чтобы не рисковать.

Он много знал не только о Боэции. В наш античный сектор хотел поступить Г. С.