o 746a5c7ff3383046

неудовольствие помещика В., и он, несмотря на то что видел меня в первый раз,

стал на чем свет поносить моего брата, все громче выкрикивал, что он делает все,

чтобы унизить дворян, а несколько дней тому назад, по его словам, выкинул с ним

такую штуку: вследствие одного недоразумения с крестьянами, которое может

разрешить только мировой посредник, он, помещик В., письменно пригласил моего

брата приехать к нему, а тот вместо этого осмелился вызвать его для

разбирательства к себе и дал об этом знать крестьянам, с тем чтобы они явились к

нему в то же самое время. Таким образом, разгневанный помещик обвинял моего

брата в том, что он его, дворянина, равняет с крестьянами, вызывает как бы на

очную ставку помещика с его бывшими крепостными.

Тут вышел мой брат и начал просить помещика пожалеть его и явиться к нему на

другой день, когда соберутся и крестьяне: тогда его дело несравненно легче и

нагляднее выяснится в присутствии двух сторон. Ведь иначе ему, как мировому

посреднику, придется много раз приезжать в его поместье и несколько раз созывать

крестьянские сходы. Но помещик раздражался еще более такими доводами и

говорил, что возмущен и поражен до глубины души тем, что мой брат, такой же

дворянин, как и он сам, не понимает того, что, явившись на такое сборище, он,

помещик В., унизит свое дворянское достоинство. Брат старался умаслить его,

отпуская, по своему обыкновению, шутки и остроты, что мужики-де явятся к нему

"как чернь непросвещенна" и будут стоять на дворе без шапок, а для него,

помещика, будет приготовлено особое кресло на крыльце. Мой брат выставлял ему

на вид и то, что его, помещика, никто не смешает с "сиволапыми": у него и одежда

не та, и повадка говорить барская, властная, но не мог ничем убедить посетителя,

который, выведенный из себя, крикнул:

-- Да поймите же вы наконец, несчастный человек, что дворянская честь не

позволяет мне ставить себя на одну доску с моими рабами и крепостными! Как вам

не стыдно не понимать этого? Ведь вы не только сами дворянин, но и бывший

военный человек!

Тогда мой брат уже серьезно заметил ему:

-- И вы постарайтесь понять, Николай Николаевич, что они более не рабы и не

крепостные ваши, а лишь временнообязанные4, и что закон дает мне право в случае

подобных недоразумений призывать к себе сразу обе стороны.

Но тут разгневанный помещик разразился хохотом.

-- Закон, закон! Вот уморили! Каждый знает, что все законы чиновники

переделывают на свой лад! Если бы за это карали, то все они давно были бы

разосланы по каторгам.

-- Очень возможно, что наши чиновники привыкли нарушать законы, но я не

чиновник, а мировой посредник.

-- Вас должны убрать, и уберут! Мировой посредник, батюшка мой, поставлен

правительством для того, чтобы охранять интересы как помещиков, так и крестьян.

Помещики же нашей округи пришли к единодушному заключению, что вы

заботитесь лишь об интересах крестьян, а наши помещичьи интересы ни в грош не

ставите, умаляете и Унижаете достоинство дворянина!.. Все ваше поведение сеет

великую смуту в слабых умах крестьян. Понимаете ли вы, чем это пахнет? И вот-с

помещики нашей округи решили в первую голову поставить в дворянском

собрании вопрос о том, может ли обязанности мирового посредника исполнять

человек, "красный" по своим убеждениям, просто-напросто какой-то фармазон!5

Да-с, милостивый государь, мы до вас доберемся, будьте благонадежны!..-- грозил

раздосадованный помещик, садясь в свой экипаж и не подавая на прощанье руки ни

хозяину дома, ни мне.

По словам брата, чрезвычайно было тяжело в то время надлежащим образом

исполнять обязанности мирового посредника особенно по двум причинам: 1) в

наших помещиках совсем не было воспитано ни малейшего уважения к законам:

они давным-давно привыкли к тому, что их постоянно нарушали. Правда, они

знали, что при нарушении закона им придется платиться, но они находили это в

порядке вещей, говоря: "Пусть каждый берет то, что ему при сем полагается, лишь

бы сделал мое дело", то есть совершил противозаконие. На того же, кто в этом

отношении шел по иной дороге, они смотрели как на "выжигу", который не

удовлетворяется обычной взяткой.

Мировых посредников первого призыва никак нельзя было заподозрить во

взяточничестве, и тем из них, которые не нравились помещикам, они давали кличку

"красный", "смутьян", аттестовали их как людей, опасных для правительства, подтачивающих в корне все устои русского государства. Некоторые помещики,

однако, допускали, чтя по новым временам, может быть, и страшновато нарушать

закон, но этот страх, и то у некоторых из них, явился в нашей местности лишь

немедленно после объявления воли, а год-другой спустя они уже находили, что

давать и брать взятки опять можно беспрепятственно и безнаказанно. Вследствие

множества недоразумений, порождаемых Положением 19 февраля, постепенно

начали выходить циркуляры и "разъяснения", мало-помалу ослаблявшие некоторые

пункты этого закона6. Вот эти-то разъяснительный циркуляры и давали лазейку

обходить закон, не неся за это никакой ответственности, следовательно, все больше

и больше можно было делать уступок несправедливым требованиям помещиков.