-У меня уже давно все в порядке, Степа, - продолжила она, еще тише. «Но врач сказал, что я
больше не смогу понести. И вот видишь, - она внезапно усмехнулась, и Степан пошатнулся
– таким горьким был этот смех, - как вдруг получилось…»
Она не закончила и отвернулась.
- Завтра я уеду, - сказала Маша ,и он только сейчас заметил, что на полу спальни стоит
сложенная корзинка – одна, небольшая. «Кольцо твое я сняла, оно в шкатулке. Если... – она
прервалась, - со мной все будет в порядке, ты разрешишь мне видеть мальчиков? Хоть
иногда».
Он молчал, чувствуя, как рвется на части все, что еще было живым внутри него.
-Я не знаю, как мне просить у тебя прощения, - сказал он. «За все. Я не знаю, примешь ли ты
меня обратно. И я ничего, ничего не буду у тебя спрашивать – никогда. Просто если ты
уйдешь, у меня не будет больше дома».
Он подошел к ней и положил руки на ее теплые, чуть вздрагивающие плечи:
-Ты – часть меня, Маша. Твои дети – это и мои дети тоже, помни это. Что бы с тобой ни
было, ты – часть меня.
- Поцелуй меня, - сказала она тихо, и, - как он любил, - прижалась щекой к его руке.
-Я не могу, - сказал он, обнимая ее, вдыхая запах ее волос. «Мне надо тебе сначала
рассказать. Все рассказать».
-Не надо, - Маша потянулась и сама поцеловала его – нежно, так нежно, что у него
перехватило дыхание. «Не надо, любимый. Просто будь со мной, и все».
Когда догорели свечи и в комнату стал вползать неверный, серый рассвет, он прижал ее к
себе поближе и сказал, гладя живот:
- Как дитя родится, я больше в море не пойду.
- Как! – ахнула Маша.
- Ну, не совсем, конечно, - поправился Степан, и она улыбнулась. «Наймусь капитаном и
буду ходить в Голландию али Германию.
- Тебе ж скучно будет, - удивилась жена.
- Зато я всегда буду рядом с вами, - Степан провел губами по ее нежной, белой спине. «Черт
с ними, с деньгами, всех не заработаешь. Семья важнее».
Маша вдруг, повернувшись, поцеловала его, - сама, - и тихо сказала: «Ты прости меня,
Степа. Я плохо поступила с тобой, очень плохо. Прости».
-Девочка моя, - он почувствовал совсем близко ее нежные, ласковые руки и отдался на их
волю. «Ну, я сам же перед тобой виноват – не сказать как. Мне до конца жизни эту вину не
загладить. Не плачь, пожалуйста, не расстраивай маленького. Иди ко мне».
А потом был только ее задыхающийся шепот, то, как она скользнула вниз, - быстро, ровно
порыв ветра, и он уже ни о чем не мог думать, - только, закрыв глаза, не узнавая ее, не
понимая, - что с ней вдруг произошло, - и, не желая понимать, - гладить ее по голове и
просить: «Еще, еще, пожалуйста!»
Она остановилась и Степан, еле сдерживаясь, сказал: «Не мучай меня, Мария, а то ведь я
тем же отвечу».
-Грозный Ворон, - она вдруг рассмеялась и почувствовала шлепок. «Еще!» - сказала она,
сладко потянувшись.
-Ты не бросай дело на полдороге, - посоветовал ей муж. «А то ведь у нас на кораблях и кое-
что другое есть для тех, кто ленится».
-Так, то на кораблях, - она, правда, вернула губы туда, где им было сейчас место.
Он закинул руки за голову и присвистнул: «Ох, Мария, я смотрю – разбаловалась ты вконец,
пора тебя, и поучить, как мужу это положено».
Он увидел огоньки смеха в темных глазах, и, наклонившись, коснулся ее налитой, большой
груди. «А ну-ка, ложись рядом», - сказал он тихо. «Сейчас узнаешь, каково это».
Он и не знал, что жена может быть такой, и все спрашивал: «Тебе, правда, хорошо?»
-Хватит уже болтать, - простонала Маша. «Иначе весь дом услышит, как мне хорошо!» Она
пошарила пальцами, ища подушку, Степан подсунул ей руку и успел еще пожалеть об этом –
зубы у его жены были острые.
-Почему ты раньше этого не делал со мной? – спросила Маша, нежась на его плече.
-Дурак был, - он зевнул и вдруг сказал: «Какая ты у меня красивая, Марья, - так бы и не
выпускал тебя отсюда. А ты, - он лукаво взглянул на жену, - что раньше-то таким не
занималась, а?
-Да тоже дура была, - она обняла его и шепнула: «Кажется, поумнели мы с тобой, Ворон,
а?».
-Это точно, - он почувствовал, как слипаются у него глаза. «Все»,- он повернул ее на бок, и
прижался к ее спине. «Спать, долго, и чтобы нам никто не мешал».
Они проспали до вечера в объятьях друг друга, и Марфа, устав гонять детей от опочивальни,
просто заперла дверь, что вела в Машины комнаты с лестницы, сказав: «Кто первый туда
постучит, тот сладкого за обедом не получит вообще никогда».
- Вы ж уедете летом, тетя Марта, - попытались протестовать близнецы.
- Записку мистрис Доусон оставлю, - ехидно пообещала им женщина.
-Папа, - спросил Майкл, - а почему ты так долго дома?
Степан усмехнулся. «А нравится мне тут, сынок, зачем мне еще куда-то ехать? Ну что, кто
мне скажет, каким путем португальцы в Индию ходили?».
Дети сидели на ковре, вокруг большой карты.
-Вот тут, - Ник показал на мыс Доброй Надежды, - на юг, а потом на северо-восток. А ты туда
плавал, папа?
-Конечно, - улыбнулся Степан.
-Наш батюшка отсюда специи возит, - Тео посмотрела на Молуккские острова. «Они такие
вкусные, прямо вот как тут сейчас пахнет».
-Это сандаловое дерево, - улыбнулся Степан. «Как раз из Индии».