зарыдала, стоя на коленях: «Царица-матушка, у ней нож был, острый! И косы она обрезала,
чисто мальчишка!».
- Про Углич свой забудь, - жестко сказала царица, - на скотном дворе умрешь, дура.
Она повернулась, и, не обращая внимания на ползущую за ней ключницу, вышла из палат,
от души хлопнув дверью.
«Ищи теперь эту сучку по всей Москве, - царица размашисто шагала по узкому коридору в
палаты мужа. «Вот же блядь какая, а так глянешь – скромница, воды не замутит. Борис меня
за это по голове не погладит-то, за то, что не досмотрела. Ему князь Шуйский нужен сейчас,
для сего он и венчание все это затеял, чтобы Василия Ивановича при себе держать, тако же
и вотчины Вельяминовых отдать ему. Лучше, чтобы Шуйский на нашей стороне был, тогда
никому в голову не придет его на царство кликнуть ».
- Иринушка, - Федор Иоаннович повернул голову на звук открываемой двери, и попытался
встать, опираясь на посох. Белая кошка, что нежилась у него на коленях, недовольно
мяукнула, и вцепилась когтями в расшитую золотом ферязь.
Ирина увидела слезы на лице мужа и спокойно сказала: «Что такое, государь? Случилось
что?».
Федор поднял слабую, уже морщинистую руку с грамотцей: «Борис Федорович гонца из
Углича прислал – преставился царевич Димитрий Иоаннович, волей Божией помре, - царь
перекрестился и заохал: «Горе, какое, Иринушка, пойду, помолиться за невинного
младенца, за брата моего единокровного».
- Иже да упокоит Господь душу его, - Ирина перекрестилась, и, подождав, пока за царем
закроется дверь, оглядев с головы до ног гонца – ражего парня в невидном, потрепанном
кафтане, спросила: «Борис Федорович еще одну грамотцу прислал, в тайности?».
- Государыня, - гонец поклонился и протянул ей письмо с печатью Годуновых. Ирина, сломав
длинными пальцами воск, пробежала строки, и протянула: «Ах, вот как…»
- Сходи-ка к брату моему двоюродному, Годунову Ивану Васильевичу, - велела царица, - в
приказ Стрелецкий. Пущай берет два десятка воинов и сюда, в Кремль отправляется, дело у
меня до него есть.
Парень, земно поклонившись, вышел, а Ирина, с тоской посмотрев напоследок на его
широкие плечи, постучала краем грамотцы по низкому, укрытому бархатом столу. «Ну, - она
вдруг усмехнулась, - недалеко ты у меня убежишь, Лизавета. Брат твой на плаху ляжет, а
тебя Шуйский плетью изобьет, и в палатах своих запрет.
- А мать ваша..., - Ирина отложила грамотцу и откинулась на высокую спинку кресла, - хоша
бы сдохла она, волчица. Никогда я ей не доверяла, слышала я про сих Вельяминовых – к
ним едва спиной повернешься, они в оную кинжал воткнут, и сделают вид, что так и было».
Царица глубоко вздохнула и потрещала костяшками. «Ну, теперь, как умер Димитрий
царевич, так можно и детей рожать – более никто у них трона не оспорит. И не придурков,
как Федя, а здоровых сыновей. Вот сейчас Борис вернется, и начнем».
Ирина закрыла глаза и почувствовала на лице луч теплого, утреннего солнца. Внизу, на
дворе, щебетали воробьи, с Красной площади доносился скрип возов, людской гомон. Она,
зевнув, разнежившись, сказала: «Славно-то как!»
-Федор Савельевич, - озабоченно сказал десятник, - снизу кричат что-то.
Зодчий перегнулся через перила лесов и увидел, как человек в сером, будничном
стрелецком кафтане, машет ему рукой. Маленький отряд – с десяток воинов, - с бердышами,
вскинутыми на плечо, входил на двор.
- Явились, - процедил Федор Савельевич, и, обернувшись к десятнику, велел: «Ежели что -
он сегодня утром в Новгород уехал. Зачнут на лесах искать – препятствий им не чинить, но и
помогать не надо». Десятник только улыбнулся, - тонко, - и кивнул головой.
- Федор Савельев ты? – резко спросил начальник отряда, подняв голову – зодчий был выше
его.
- Государев зодчий, Федор Савельевич, по прозванию Конь, - хмуро ответил мужчина. «А что
надо-то?».
- Боярин Федор Петрович Воронцов-Вельяминов здесь обретается? – стрелец все
рассматривал леса.
- У нас тут бояр нетути! – крикнули сверху, - издевательски. «У нас тут руками работать надо,
на сие они не способны! А ну посторонись! – деревянная бадья опасно закачалась, и
стрельцы едва увернулись от потока нечистот.
Начальник покраснел и угрожающим шепотом спросил: «Это что еще?».
- Дерьмо, - ответил Федор Савельевич. «Люди с рассвета до заката на лесах работают, до
нужного чулана не набегаешься-то всякий раз. А Федор Петрович в Новгород уехал, вчера
еще».
- Зачем это? – поинтересовался стрелец.
- Откуда ж я знаю, - пожал плечами зодчий. «Может, в Софийском соборе помолиться хочет,
а может, зазноба у него там завелась, парень молодой».
- Ты смотри, холоп, - стрелец потянулся за саблей, - ты, видно, давно в монастырской
тюрьме не сидел. Сейчас отправим тебя туда гнить, до скончания дней твоих.
- Ну, тогда сами Белый Город и достраивайте, - пожал плечами зодчий, и, развернувшись,
пошел обратно к лесам.
-Если ты его прячешь тут где-то, - рванулся за ним стрелец.
-У меня тут почти десять верст стены одной, - ответил ему зодчий, поднимаясь по лестнице.
«И башни еще. Как раз сейчас искать зачнете – к Успению закончите».
Стрельцы рассыпались по лесам, но, увидев тонкую, хлипкую жердочку, что вела на самый