o c24ec28d571a6d65

Из-за стены раздался довольный женский смех, перешедший в низкий стон. «Да, да, Кит,

еще!» - задыхаясь, произнесла девушка.

- А теперь встань-ка, мой цветочек, - велел Сапожник. «Что это тут у тебя? А если

потрогать?». Кэтрин опять застонала.

Ингрэм выругался и налил себе вина из открытой бутылки. «Вот так сиди тут и слушай, пока

великий драматург обихаживает шлюху! Хотя..., - он вдруг резко схватил Мэри за руку и

потянул к себе на колени.

Девушка почувствовала кислое дыхание и, взглянув в налитые кровью глаза, сказала:

«Пожалуйста, не надо, ваша милость, я прошу вас!».

- Еще чего, - рука Ингрэма зашарила у нее под платьем. Роберт спокойно сказал: «Да оставь

ты ее в покое, дружище, там, же и смотреть не на что. Сейчас попросим мамашу Булл

разбудить кого-нибудь из девок, тут их всегда вдосталь, нечего им дрыхнуть до обеда».

- А я хочу эту, - упрямо сказал Ингрэм, и взяв Мэри за шею железными пальцами, приказал:

«А ну вставай и подыми юбки».

- Да взгляни, - Роберт внезапным, ловким движением разорвал девушке платье на груди.

Ингрэм увидел худые ребра и два мальчишеских, маленьких соска, и, ухмыльнувшись,

спросил: «Ты, может, парень?»

- Оставьте меня, пожалуйста, - сглотнув, попросила Мэри, - мне тринадцать лет всего лишь.

- В Гоа я спал с десятилетней, - задумчиво проговорил Ингрэм, - у нее грудь была больше

твоей головы. Туземки рано развиваются. Ладно, - он рассмеялся, - пошла вон отсюда.

Хлопот с такими девками, как ты, больше, чем удовольствия.

Роберт бросил Мэри мелкую монету и она, стягивая на груди разорванное платье, подобрав

бутылки, вышла.

Уже спускаясь вниз, она услышала шепот: «Мисс Мэри!».

- Простите, пожалуйста, - тихо сказал Роберт. «У нас..., работают разные люди, сами

понимаете. У вас есть во что переодеться?»

Мэри кивнула и так же тихо ответила: «Ничего страшного, ваша милость».

Роберт поднес ее детскую, покрасневшую от холодной воды руку к губам, и поцеловал. «Вы

очень смелая девушка, - вздохнул он, и, поклонившись, ушел.

Полли оглядела свое платье, - шелковое, гранатового цвета, расшитое бронзой, и поправила

падающие на плечи темные локоны. Сглотнув, она прислушалась – дядя Мэтью произносил

какой-то витиеватый тост за музу Мельпомену и ее служителей.

Девушка постучала, и, не дожидаясь ответа, распахнула дверь:

- Oncle Mathieu! Bonjour! – сказала она, остановившись на пороге. «Прошу прощения, я

задержалась».

- Ну что ты, моя девочка, я тебе всегда рад! – ласково проговорил стоящий с бокалом вина в

руке Мэтью. «Джентльмены, моя племянница, мадемуазель Полина. Ее мать разрешила мне

взять Полину с собой – она никогда не была в Лондоне. Ну, что, дорогая, как тебе

лондонские лавки?

Мужчины поднялись и Бербедж сказал: «Боже, настоящая французская красота!

Мадемуазель Полина, надеюсь, ваш дядя разрешит вам ненадолго украсить собой наш

праздник?»

- Я много купила, - покраснев, с милым акцентом, ответила Полли. «Надеюсь, дядя Матье на

меня не рассердится».

- Не рассердится, - уверил ее Матвей.

«Какие глаза, - подумал Уильям. «Как самая черная, бурная ночь, когда в просветах между

тучами видны звезды – мерцающие золотом».

Полина села рядом с ним, и он почувствовал запах роз.

- Ваш дядя разрешает вам пить вино, мадемуазель? – Уильям увидел, как на ее груди чуть

колышется кружево – оно было чуть светлее смуглой, гладкой кожи.

- Я же парижанка, - бойко ответила Полина и тут же, покраснев, призналась: «Ну, дома мне

его матушка разбавляет водой, конечно».

- Ну и славно, - Уильям налил ей бургундского и Полина, подняв глаза, посмотрев на него,

сказала: «А вы, правда, актер?»

- И драматург тоже, - улыбнулся Уильям.

- Я только балаганы на ярмарках видела, - погрустнев, призналась Полина. «У нас в Париже

нет таких театров, как у вас».

- Это, - сказал Шекспир, любуясь ей, - дело поправимое, мадемуазель.

Мэри проснулась от неприятного холодка под тонким, изъеденным молью одеялом. Она

поежилась, и, опустив руку вниз, ахнула – пальцы были испачканы кровью. Девушка, было,

хотела позвать свою соседку по крохотной, под самой крышей таверны, комнате, но

вспомнила, что Кэтрин осталась ночевать у Сапожника.

В маленькое оконце вползал еще серый, ранний рассвет.

- А ну хватит валяться! – раздался с порога громовой голос мамаши Булл. «Быстро вниз –

воду таскать!»

Она подошла к сломанной, уже непригодной для чистых комнат, кровати и застонала: «Ну

что ты за дрянь такая! Испортила простыни вконец! Знаешь, что у тебя крови скоро –

подкладывай тряпки! Не отстираешь – из жалованья вычту».

- Я не знала, миссис Булл, - тихо ответила Мэри, глядя на кровавое пятно между ногами.

«Это у меня в первый раз»

Булл наклонилась, и , мазнув толстыми пальцами по пятну, отвесила Мэри пощечину – от

души.

- За что! – крикнула девушка, стирая кровь со щеки.

- Так принято, - ответила мамаша Булл. «Вообще это твоя матушка должна делать, но раз уж

ты сирота..., Поднимайся, что разлеглась, и простыни замочи – свежая кровь, может и

отойдет еще»

Мэри оделась, и, подложив между ног скомканные тряпки, собрав белье, спустилась на двор

– к колодцу.