o c24ec28d571a6d65

хватает, опять же иглами я выучился лечить».

Он нагнулся и пропустил сквозь пальцы влажный, прохладный песок. «А лубок этому

мальчику со сломанной рукой я отлично наложил, все у него срастется, и скоро уже». Юноша

начал загибать пальцы, считая завтрашних больных, и даже не заметил, как отец и адмирал

медленно пошли вдоль берега.

- Думаете, дайме сам приедет? – испытующе взглянул Виллем на святого отца.

-Не преминет, - отозвался тот. «По крайней мере, Масато-сан и его семью он точно из замка

не выпустит. Не зря он там заперся, что-то случилось, наверняка».

- Я не могу подвергать людей риску, - тихо сказал Виллем. «У меня есть мушкеты на

корабле, можно было бы перебить их тут всех, на берегу, и даймё тоже, но ворота замка мне

штурмовать нечем. Я посмотрел, у него там охраны пять сотен человек, не меньше. Даже

пушки есть, откуда они их, только взяли, непонятно?»

- Ваш же Уильям Адамс и привез, - поднял бровь Джованни, - в подарок Токугаве.

- Да, - адмирал взглянул на белоснежную громаду замка, - к ним так просто не подберешься.

Остаются ваши мусорщики, будем завтра с ними разговаривать.

- Хорошо, - кивнул Джованни, и, помолчав, добавил: «Я вам принес одну бумагу, из Гоа,

адмирал. Вы почитайте, пожалуйста, еще светло, разберете».

Он увидел, как побледнело лицо Виллема, и подумал: «Может, не стоило? Жил бы и дальше

спокойно. Но нет, так нельзя . Пусть знает».

Виллем прочел, и, повернувшись к Джованни, сказал: «Откуда вы…?»

- Амрита мне сказала, - тихо ответил тот. «Просила, если я вдруг встречу вас, передать. Ее

звали Анушка»

- Мне соседи сказали, когда я вернулся, - адмирал все смотрел на море. «Что Приянка

родила девочку и умерла. И как ее назвали, тоже сказали. Я тогда в Нижних Землях

ввязался во все это, - адмирал чуть усмехнулся, - надо было возвращаться в Европу. Я ведь

их забрать хотел, Приянка была упрямая, как ослица – это у нее от отца, - отказывалась со

мной ехать, тогда еще, когда мы познакомились. Я ее очень любил, - нежно, тихо сказал

адмирал. «Знаете же, кто был ее отец?».

Джованни покачал головой.

- Ворон, - адмирал так и не поворачивался.

- Слышали про него? Он тогда еще мальчишкой был, на торговых судах плавал. Я вот

сейчас думаю – надо было мне ему сказать, конечно, а я решил – ну что говорить, то дело

давнее, Приянки нет уже, да и дочка моя – не знал я, жива ли она. А теперь и Анушка

умерла. Но что вы мне это отдали, - он положил донос в карман, - спасибо вам, святой отец.

Я этого мерзавца найду, обещаю вам».

- Если бы тогда был в Гоа, я бы ее спас, - вздохнув, проговорил Джованни. «Но я поехал за

Хосе, в горы, и не успел. Простите меня».

Адмирал внезапно повернулся к нему и спокойно спросил, положив руку на эфес шпаги: «А

тот священник, о котором в доносе говорится…

- Это был я, - глядя в глаза Виллему, ответил Джованни. «Не надо, - добавил он, увидев, как

адмирал хочет достать клинок, - не надо. Вашей дочери было тридцать лет, она была

взрослая женщина, мы с ней любили друг друга. Не надо, Виллем».

- Извините меня, - сказал тот. «Я просто…, просто я ведь я и не видел ее никогда - мою

Анушку. Простите, - он коротко поклонился, и, отвернувшись, попросил: «Вы идите к сыну. Я

сейчас».

Джованни, было, хотел положить ему руку на плечо, но, потом, вздохнув, просто сказал: «Мы

вас будем ждать там, у лодок».

- На, - даймё протянул Масато-сан лист бумаги, украшенный печатями Токугавы, - это

секретное распоряжение его светлости. Может быть, когда ты его прочтешь, - даймё еле

сдержался, чтобы не выругаться, - ты еще раз подумаешь своей тупой, упрямой головой, и

уедешь отсюда, вместе с семьей, - тихо. Я скажу Токугаве, что ты бежал.

Масато-сан пробежал глазами строки и сказал: «Нет».

- Я не смогу тебя спасти! – закричал даймё, и Волк вздрогнул – он никогда еще не видел

Масамунэ-сан таким.

-Все знают, что ты христианин. Я не могу позволить тебе покончить с собой, Масато, - он

помолчал, - иначе Токугаве немедленно донесут, что я сам, наверняка, исповедую эту

религию, раз пожалел тебя, и дал умереть, как самураю. Ну что тебе этот священник, я его

казню, и все будут довольны. Пожалуйста, не заставляй меня убивать тебя, Масато, мы ведь

друзья, - даймё взглянул на него и поежился – голубые глаза играли смертельным, ледяным

огнем.

- Вот и подумай, что тебе дороже – наша дружба, или приказ Токугавы, - коротко ответил

Масато и разлил остатки чая по чашкам.

- Если и меня казнят, - вздохнул дайме, - то тут опять начнется драка за власть. Север

только успокоился, ты же знаешь, люди начали жить по-человечески, и что, опять? Опять

будут разорять деревни, и вырезать крестьян? Ну, нет. Уезжай, оставь этого священника его

участи, ты его едва знаешь, какая тебе разница, что с ним случится!

Масато допил чай и, встав, поклонившись даймё, сказал: «У нас есть Священное Писание..

-Я знаю, - буркнул даймё, разглядывая потемневший сад за окном.

- Так вот, - спокойно продолжил Масато, - там есть отрывок о двух братьях – Каине и Авеле,

старшем и младшем. Старший убил младшего, - из-за зависти, - а когда Господь его спросил:

«Где Авель, брат твой?», он сказал: «Не знаю; разве я сторож брату моему?».