o c24ec28d571a6d65

корабле, внучата ваши разболтали, как занимался я с ними».

-А ну давай, - обернулся Тайбохтой к старшему внуку, - посмотрим, что там за гости. Князь

легко вскочил в седло, и, взглянув в конец улицы, пробормотал: «И верно, вон, ворота

открыты».

Он, чуть пригнув голову, шагнул в горницу и, сразу найдя ее глазами, распахнул объятья:

«Ну, здравствуй, Ланки!»

-Почему «ланки»? – тихо спросил Виллем у Волка.

-Это на его языке, «белка» значит, - объяснил мужчина. «А жену вашу, - он едва не

рассмеялся, - «локка» зовут, лиса, то есть».

-Очень верно, - Виллем посмотрел на высокого, крепкого, смуглого мужчину, в кожаной,

украшенной бисером безрукавке, с темными, побитыми сединой волосами, заплетенными в

косу.

Адмирал поднялся и велел Волку «Переведи».

Тео отступила в сторону и сказала: «Батюшка, это Виллем, муж матушки, то есть».

-Виллем де ла Марк, - адмирал протянул руку и Тайбохтой, пожав ее, рассмеялся: «Как у вас

говорят, рад встрече. Ну, - он обернулся к Василисе, - все в сборе, пора и за стол.

-Щи! – Волк застонал от удовольствия. «Я их с той поры еще вспоминаю, ты-то, Григорий

Никитич их поел, а мне вот уже не пришлось».

-Я – сказал Виллем, потянувшись за хлебом, - когда с вашим дядей на Москву ездил, каждый

день их ел, так что вы, мадам, - он поклонился Василисе, - мне еще наливайте, я их люблю.

Тео перевела, и Василиса, покраснев, тоже поклонившись, ответила: «Рады, что вам

нравится».

-Мы вам с собой бочку капусты квашеной дадим, - предложил Гриша, - или даже две. Все

равно вы долго плыть будете, как раз съедите.

После пирогов Тайбохтой велел: «Так, женам надо деток укладывать, а вы – он посмотрел

на старших внуков, - возьмите молодежь, прогуляйтесь к морю, тепло еще. Ты, Гриша давай,

неси, что есть у тебя, а мне того, с юга выставь, из слив, - оно легкое. Вы-то все в церковь

пойдете, - князь усмехнулся, - а мне опять на охоту ехать.

-А почему вы в церковь не ходите? – поинтересовался Виллем.

Тайбохтой выслушал Волка и задумчиво ответил: «Может, и пойду когда-нибудь. Пока

просто с отцом Павлом разговариваю, умный он, как брат Локки моей, Вассиан, или как отец

Никифор, там, - он махнул рукой на запад.

Никита взглянул на хрупкую, изящную, смуглую девушку, что сидела рядом с женщинами,

держа на коленях уже засыпающего брата, и, краснея, тихо спросил у Волка: «Михайло

Данилович, а ваша дочка по-русски говорит?».

-Говорит, сам же слышал, - удивился Волк.

-Марфа Михайловна, значит, - Никита встряхнул головой и решительно встав, подогнал

брата: «Давай, Николай, бери остальных, можете мою лодку на воду спустить, я разрешаю».

-Батюшка, - спросил Уильям, - а можно мы на «Гордость Лондона» сплаваем, покажем ее?

-Только осторожней там, - велел адмирал, и приказал Волку: «Давай, разливай».

-Марфа Михайловна, - услышала она низкий, красивый голос, и, подняв глаза, встретилась с

его глазами – темными, чуть раскосыми. Юноша стоял, краснея, и Марта подумала: «Какой

высокий, как батюшка, только плечи еще шире».

Она тоже зарделась, и, передав спящего Степу Федосье, встав, сказала: «Да, Никита

Григорьевич?».

-Мальчишки, - он улыбнулся, - на корабль поплыли, а я подумал – вы прогуляться не хотите,

у нас тут красиво очень, на берегу.

-С удовольствием, - ответила Марта, и Василиса, взглянув им вслед, шепнула Федосье:

«Невестку, может, мне привезла, а, подруженька?»

-Может и так, - медленно ответила Федосья, держа на коленях Степу, - может и так, ну дай-

то Бог. Пойдем, мальчишек уложим, есть у тебя в горнице-то место мне заночевать, а то

мужчины, - он вздохнула, - чувствую, до утра засели. А мы заодно и поболтаем.

-Да есть, конечно, - Василиса обвела глазами стол. «Ну, посуду мы убрали, а как поесть

захотят, Григорий Никитич знает, где что лежит, не пропадут».

Они медленно шли по берегу моря. Никита искоса взглянул на девушку и сказал: «Я ведь не

тут, родился, а далеко отсюда, в Сибири, - он махнул рукой на запад, - меня сюда совсем

маленьким привезли».

-Я тоже, - грустно ответила Марта, - там, на севере, на островах. Это же мои приемные

родители, мама моя умерла сразу, как я родилась, а отца убили, когда мне три годика было.

Никите вдруг захотелось взять ее за маленькую, с тонкими пальцами руку, и никогда больше

от себя не отпускать.

-А я нигде и не был, - нехотя сказал юноша, - ну, только с батюшкой на юг ездил, и в Китай,

но тут рядом, это неинтересно. И в море мы совсем недалеко ходим, так, рыбачить только. Я

бы очень хотел построить большой корабль, а то все лодки и лодки, - он пожал плечами.

Марта посмотрела на кружащихся в небе чаек и улыбнулась. «Там моя мама, - сказала она,

глядя на Никиту темными, волшебными глазами. «Я ее никогда не видела, папа прилетал ко

мне, а мама – нет. А теперь и она здесь. Ее Таанаг звали, вот. Я ведь умею с птицами

говорить».

Никита, ничуть не удивившись, ответил: «Я с деревьями говорю. Ну, если свалить его надо, я

всегда прошу прощения, и объясняю – нам, мол, избу надо поправить, или лодку смастерить.

Меня батюшка научил так делать – иначе лес тебе врагом будет, а надо – чтобы другом».

-Мой папа был не такой, как все, - тихо сказала Марта. «Он был человек неба».