О чем я молчала. Мемуары блудной дочери

Восьмого февраля Маджид с группой студентов университета отправились на завод в окрестностях Тегерана. Из-за беспорядков в последние восемь месяцев завод не приносил прибыли; соответственно, рабочим не платили зарплату. Двое рабочих вывели владельца во двор. «Тучный и высокий человек с пухлыми красными щеками, – пишет Маджид. – Он был напуган и едва мог говорить. Мы не знали, что делать. Кое-кто из рабочих начал дерзить; владелец вежливо слушал. Правительство дышит на ладан; оно больше не сможет его защитить. Но рабочие могли рассчитывать на нашу поддержку. Наконец решили, что рабочие выберут совет для управления производством и продажами». Маджид отправился было домой, но тут отряд солдат начал стрелять в воздух, а велосипедисты в масках из марксистской организации Федаин э Халк начали призывать народ идти к гарнизону Фарахабад и поддержать восстание летчиков. Маджид прошел мимо юноши, обучавшего своих увлеченных учеников делать коктейли Молотова. Наутро он открыл дверь и обнял жену Эзатт; та только что вернулась из Исфахана и дрожала от холода. «День революции пришел, – пишет он. – Любовь и революция – что может быть романтичнее?»

В тот день Маджид, Эзатт, Хусейн и Нушин поехали на мотоциклах в Фарахабад поддержать взбунтовавшихся рядовых авиации. Они забрались в танк и двинулись к тюрьме Эвин, захваченной заключенными. Охранники спешно покинули тюрьму, бросив на кухне огромные дуршлаги с промытым рисом. «Группа вооруженных гражданских пыталась выгнать людей из здания и захватить тюрьму, – пишет он. – Они пытались организовать первый тюремный блок при новом режиме». На следующий день бунтовщики направились к другой тюрьме – Каср. «Я увидел, что власть – не божественный дар. Волшебство развеялось. Тюрьмы, гарнизоны, королевские дворцы – оказалось, что у этих зданий нет никакой особой защиты. Шах, министры, агенты САВАК, генералы армии – все они были такими же людьми, как мы, в их жилах текла не голубая кровь. А новая власть распылила новое волшебное зелье. Она надела тюрбан и мантию священнослужителя и отрастила бороду, чтобы скрыть свою человеческую сущность».

Пока мы летали на крыльях эйфории и играли с танками и коктейлями Молотова, в революционных лозунгах все чаще звучало имя аятоллы Хомейни. Именно его избрали лидером революции. Главы националистской ячейки, чьего учителя Моссадега предал наставник Хомейни аятолла Кашани, бросили своего прежнего союзника Бахтияра и сплотились вокруг Хомейни. Среди революционеров преобладали самонадеянные настроения: никто не сомневался, что как только Хомейни ступит на иранскую землю, он уедет в священный город Кум. И он действительно ненадолго туда вернулся, но не собирался оставаться там навсегда; вскоре насилие, к которому он призывал в отношении «Великого Сатаны» и его иранских лакеев, обернулось против его собственных сторонников, как неверующих, так и правоверных мусульман.

Бахтияр ушел в подполье и в конце концов в апреле того же года тайно бежал из Ирана. Агенты Исламской Республики убили его в его парижской квартире 7 августа 1991 года. На улицах творился хаос, единственной силой, способной поддерживать порядок, стала расколовшаяся армия, чьи базы штурмовали члены вооруженных группировок и тысячи рядовых граждан, охваченных революционным пылом. Восьмого февраля Хомейни учредил временное правительство, которое возглавил мусульманский диссидент Мехди Базарган, политик умеренного толка. Представляя Базаргана, Хомейни говорил о себе как о человеке, который наделен властью, так как является «подопечным (велаят) божественного судьи (Пророка)». Он сказал, что временному правительству следует подчиняться, потому что это не обычное правительство, а «бунт против Божьего правительства – бунт против Бога. Бунт же против Бога – святотатство». С целью укрепить свою власть Хомейни приступил к формированию аналогов армии и полиции: революционных комитетов и революционной милиции, вооруженных организаций, чья власть была ничем не ограничена, а обязанности размыты. Поначалу революционные комитеты представляли собой невооруженные группировки, которые должны были сдерживать хаос и защищать горожан и в то же время арестовывать контрреволюционеров. К последним поначалу причисляли сторонников старого режима, но вскоре включили в это определение либералов и радикалов. Потом комитеты взяли на себя роль блюстителей нравственности, и начались аресты за самые разные преступления – от богохульства до владения алкогольными напитками и кассетами с западной музыкой. Одиннадцатого февраля Верховный военный совет единогласно решил объявить о нейтралитете, и всем военным было приказано вернуться на базы. В тот день аятолла Хомейни и его временное правительство праздновали победу. В последующие несколько недель, несмотря на протесты организаций по защите прав человека и умеренного крыла нового революционного режима, сотни чиновников старого режима были массово казнены.