О дьяволе и бродячих псах

Дверь приоткрылась. В палату вернулся Грейсон с бумажным стаканчиком кофе в одной руке и свернутой газетой – в другой. Джеймс выпустил руку Нины, смутившись его появлением.

– Все-то эти журналюги вынюхают: «Жертва бродячих собак воскресла на операционном столе»…

– Рановато врачи меня на тот свет списали, – улыбнулась Нина, надеясь сгладить прозвучавший заголовок. Она посчитала, что Джеймсу и Грею лучше было не знать о причинах ее чудесного возрождения.

– А ты что хотел? Это же Порт-Рей…

Власть над телом постепенно возвращалась, и Нина вдруг ощутила, что все это время в ее кулаке был зажат крохотный предмет. Придя в замешательство, она поднесла к лицу медный ключик на цепочке, вызывав всеобщий немой вопрос.

– Люк… – Нина закрыла глаза и поморщилась, доставая встречу с Люциусом из зыбких воспоминаний.

– Сбросился со скалы, – подсказал Грей.

– Приходил ко мне.

Зависло длительное молчание, в продолжение которого все пытались осмыслить сказанное.

– Дьявол! – первым очнулся Грейсон. – Я же говорил, что он жив! Когда его ждать? К ужину вернется?

– Нет, – покачала головой Нина. – Он не вернется в Порт-Рей.

Джеймс, до этого побледневший в страхе перед поражением, довольно заулыбался:

– Напомни условия спора? Я, может, и старичок, но, кажется, ты сказал «жив и скоро обрадует нас своим присутствием»?

Лицо Грейсона замерло в выражении глубокого возмущения. Он зажал подмышкой газету и отвесил Джеймсу подзатыльник, не вызвав у того ничего, кроме хохота.

В этом споре было двое проигравших.

Нина не видела необходимости задерживаться в больнице, и уже через месяц она шла под руку с Грейсоном сквозь двери и двери, навстречу чистому воздуху и ранней весне.

Грей за это время снял квартиру с двумя комнатами и гостиной в не самом дорогом доме, требующем ремонта. Спальня Нины оказалась темной во всем – темный деревянный пол, темные старинные обои, мебель темного дуба. Но скупые краски интерьера значительно преображал золотой свет из окон, насыщая атмосферу теплом. Солнца в Порт-Рее стало неожиданно много.

Удивительным оказалось и поведение Джеймса. Он сохранял дистанцию. Спать ложился, куда взгляд упал, а падал тот далеко не всегда в пределах дома.

– Не знаю, что на него нашло, – поделился однажды Грейсон. – Вечно где-то пропадает, задерживается допоздна.

– Ему нужно время, чтобы принять перемены, – Нина не знала, кого пыталась этим успокоить, но наседать на Джеймса с расспросами не считала нужным. В конце концов, он был старше ее на целую жизнь и точно понимал, что делает.

Между тем на улице уже таял снег. Весна в этом году пришла рано. Говорят, в Порт-Рее такое случилось впервые. Весну Нина любила, весной она чувствовала невероятный подъем духа, бодрость и жизнь. Будто она пробуждалась вместе с природой. Вооружаясь энергией, Нина залечивала оставшиеся шрамы и ждала полного выздоровления. Тайник «Барнадетт» ждал ее выздоровления.

Ранняя весна сменилась цветением, сухими дорогами и молодой листвой на деревьях. Воздух стал другим. Живым и теплым. Нина отворила окно, впуская в комнату запахи сирени. Солнце мягко обняло лицо, и сердце наполнилось радостью.

Снизу послышался рев двигателя мотоцикла. У дома остановился знакомый «Харлей». Нина вытянула шею, всматриваясь в водителя. Джеймс снял шлем, освобождая коротко остриженные волосы. Иной увидел бы в его начисто бритом лице что-то отталкивающее, даже подлое, но Нина изучала перемены с чувством любопытства, проникаясь все большим интересом к открывшимся чертам.

Возвращение в «Барнадетт» Нина предвкушала с нетерпением, но обернулось оно болезненными ощущениями. Нина глядела на сгоревший дотла особняк с ощущением легкой тоски. Он был ей домом, с него все и началось.

Говорят, когда-то в этих стенах рождались джазовая музыка, гениальные идеи и сотни головокружительных романов. Но Нина знала «Барнадетт» другим. Там тоже звучала музыка, днем и ночью. Там шнырял по теням желтоглазый демон. Там раскладывали пасьянсы, смотрели автогонки, сочиняли фортепианные сонаты и театральные пьесы. И только там играли в «анонимного антихриста».

Теперь в этом месте были руины, предоставленные вандалам и любителям мистических заброшек.

Нина прошла в развалины. Под ногами захрустели песок, камни, битая плитка. Воздух здесь пропитался острым запахом сухости и пыли. Закоптелые стены и горы углей обнажались свету и всем ветрам, а лестничный пролет влек в безоблачное небо.

– Знатная была вечеринка, – не удержался Джеймс от колкой реплики. Однако улыбка на его лице так и не возникла.

На том он быстро ретировался за черные стены. В поисках не тайника, а уединенного места для скорби о прошлом, – подумала Нина и не стала задерживать.

– Есть какие-нибудь идеи?

У Грейсона уже был готов ответ:

– Все самое ценное Эстель хранила в кабинете. Проверим там?

Перешагивая громоздившиеся обломки и битое стекло, они осторожно продвигались к сооружению из груды обваленных камней, некогда значившемуся хозяйским кабинетом.

– Люциус не давал никаких подсказок? Может, вскользь? Он у нас тот еще затейник.

– Нужно искать под «Барнадетт», вот что он сказал.