О дивный новый мир (Brave New World)

He opened the book at the place marked by a slip of paper and began to read. '"We are not our own any more than what we possess is our own.	- И, раскрыв книгу на листе, заложенном бумажкой, он стал читать: - "Мы не принадлежим себе, равно как не принадлежит нам то, что мы имеем.
We did not make ourselves, we cannot be supreme over ourselves.	Мы себя не сотворили, мы главенствовать над собой не можем.
We are not our own masters.	Мы не хозяева себе.
We are God's property.	Бог нам хозяин.
Is it not our happiness thus to view the matter?	И разве такой взгляд на вещи не составляет счастье наше?
Is it any happiness or any comfort, to consider that we are our own?	Разве есть хоть кроха счастья или успокоения в том, чтобы полагать, будто мы принадлежим себе?
It may be thought so by the young and prosperous.	Полагать так могут люди молодые и благополучные.
These may think it a great thing to have everything, as they suppose, their own way-to depend on no one-to have to think of nothing out of sight, to be without the irksomeness of continual acknowledgment, continual prayer, continual reference of what they do to the will of another.	Они могут думать, что очень это ценно и важно: делать все, как им кажется, по-своему, ни от кого не зависеть, быть свободным от всякой мысли о незримо сущем, от вечной и докучной подчиненности, вечной молитвы, от вечного соотнесения своих поступков с чьей-то волей.
But as time goes on, they, as all men, will find that independence was not made for man-that it is an unnatural state-will do for a while, but will not carry us on safely to the end ...'" Mustapha Mond paused, put down the first book and, picking up the other, turned over the pages.	Но с возрастом и они в свой черед обнаружат, что независимость - не для человека, что она для людей не естественна и годится разве лишь ненадолго, а всю жизнь с нею не прожить..." -Мустафа Монд замолчал, положил томик и стал листать страницы второй книги.
"Take this, for example," he said, and in his deep voice once more began to read: "'A man grows old; he feels in himself that radical sense of weakness, of listlessness, of discomfort, which accompanies the advance of age; and, feeling thus, imagines himself merely sick, lulling his fears with the notion that this distressing condition is due to some particular cause, from which, as from an illness, he hopes to recover.	- Ну вот, например, из Бирана, - сказал он и снова забасил: - "Человек стареет; он ощущает в себе то всепроникающее чувство слабости, вялости, недомогания, которое приходит с годами; и, ощутив это, воображает, что всего-навсего прихворнул; он усыпляет свои страхи тем, что, дескать, его бедственное состояние вызвано какой-то частной причиной, и надеется причину устранить, от хвори исцелиться.
Vain imaginings!	Тщетные надежды!
That sickness is old age; and a horrible disease it is.	Хворь эта - старость; и грозный она недуг.
They say that it is the fear of death and of what comes after death that makes men turn to religion as they advance in years.	Говорят, будто обращаться к религии в пожилом возрасте заставляет людей страх перед смертью и тем, что будет после смерти.