О дивный новый мир (Brave New World)

After that the Savage was left for a time in peace.	После этого Дикарь был на время оставлен в покое.
A few helicopters came and hovered inquisitively round the tower.	Прилетали, правда, вертопланы, кружили любознательно над башней.
He shot an arrow into the importunately nearest of them.	Дикарь послал стрелу в самый нижний и назойливый.
It pierced the aluminum floor of the cabin; there was a shrill yell, and the machine went rocketing up into the air with all the acceleration that its super-charger could give it.	Стрела пробила алюминиевый пол кабины, раздался вопль, и машина газанула ввысь со всей прытью, на какую была способна.
The others, in future, kept their distance respectfully.	С тех пор вертопланы держались на почтительной дистанции от маяка.
Ignoring their tiresome humming (he likened himself in his imagination to one of the suitors of the Maiden of Matsaki, unmoved and persistent among the winged vermin), the Savage dug at what was to be his garden.	Не обращая внимания на их зудливый рокот, сравнивая себя мысленно со стойким индейским женихом, не поддающимся кровожадному гнусу, Дикарь вскапывал свой огород.
After a time the vermin evidently became bored and flew away; for hours at a stretch the sky above his head was empty and, but for the larks, silent.	Позудев над головой и, видимо, соскучась, вертопланное комарье улетало; небеса на целые часы пустели, затихали, только жаворонок пел.
The weather was breathlessly hot, there was thunder in the air.	Было безветренно и душно, пахло грозой.
He had dug all the morning and was resting, stretched out along the floor.	Все утро он копал и теперь прилег отдохнуть на полу.
And suddenly the thought of Lenina was a real presence, naked and tangible, saying "Sweet!" and "Put your arms round me! "-in shoes and socks, perfumed.	И внезапно им овладел образ Ленайны - реальной, в туфельках, нагой, осязаемой, благоуханной. "Милый! Обними же меня!" - зазвучало в ушах.
Impudent strumpet!	Блудница наглая!
But oh, oh, her arms round his neck, the lifting of her breasts, her mouth!	Ох, но обвившиеся руки, приподнявшиеся груди, приникшие губы!
Eternity was in our lips and eyes.	Вечность была у нас в глазах и на устах.
Lenina ...	Ленайна.
No, no, no, no!	Нет, нет, нет, нет!
He sprang to his feet and, half naked as he was, ran out of the house.	Он вскочил на ноги и как был, полуголый, выбежал во двор.
At the edge of the heath stood a clump of hoary juniper bushes.	На краю пустоши кучно росли сизые можжевеловые кусты.
He flung himself against them, he embraced, not the smooth body of his desires, but an armful of green spikes.	Он грудью кинулся на можжевельник, хватая в объятия не бархатное желанное тело, а охапку жестких игл.
Sharp, with a thousand points, they pricked him.	Тысяча острых уколов его обожгла.
He tried to think of poor Linda, breathless and dumb, with her clutching hands and the unutterable terror in her eyes.	Он попытался вернуться мыслью к бедной Линде, задыхающейся немо, к скрюченным ее пальцам, к диким от ужаса глазам Линды.