О дивный новый мир (Brave New World)

The depressing stars had travelled quite some way across the heavens.	Угнетающе дальние звезды уже переместились в небесах на порядочный угол.
But though the separating screen of the sky-signs had now to a great extent dissolved, the two young people still retained their happy ignorance of the night.	Но хотя завеса рекламных огней поредела, Ленайна с Г енри по-прежнему блаженно не замечали ночи.
Swallowing half an hour before closing time, that second dose of soma had raised a quite impenetrable wall between the actual universe and their minds.	Повторная доза сомы, проглоченная за полчаса перед окончанием танцев, отгородила молодую пару и вовсе уж непроницаемой стеной от реального мира.
Bottled, they crossed the street; bottled, they took the lift up to Henry's room on the twenty-eighth floor.	Укупоренные, пересекли они улицу; укупоренные, поднялись к себе на двадцать девятый этаж.
And yet, bottled as she was, and in spite of that second gramme of soma, Lenina did not forget to take all the contraceptive precautions prescribed by the regulations.	И однако, несмотря на укупоренность и на второй грамм сомы, Ленайна не забыла принять все предписанные правилами противозачаточные меры.
Years of intensive hypnopaedia and, from twelve to seventeen, Malthusian drill three times a week had made the taking of these precautions almost as automatic and inevitable as blinking.	Г оды интенсивной гипнопедии в сочетании с мальтузианским тренажем, проводимым трижды в неделю с двенадцати до семнадцати лет, выработали в Ленайне навык, почти такой же автоматический, непроизвольный, как мигание.
"Oh, and that reminds me," she said, as she came back from the bathroom, "Fanny Crowne wants to know where you found that lovely green morocco-surrogate cartridge belt you gave me."	- Да, кстати, - сказала она, вернувшись из ванной, - Фанни Краун интересуется, где ты раздобыл этот мой прелестный синсафьяновый патронташ.
§2 ALTERNATE Thursdays were Bernard's Solidarity Service days.	Раз в две недели, по четвергам, Бернарду положено было участвовать в сходке единения.
After an early dinner at the Aphroditzeum (to which Helrnholtz had recently been elected under Rule Two) he took leave of his friend and, hailing a taxi on the roof told the man to fly to the Fordson Community Singery.	В день сходки, перед вечером, он пообедал с Гельмгольцем в "Афродитеуме" (куда Гельмгольца недавно приняли, согласно второму параграфу клубного устава), затем простился с другом, сел на крыше в вертакси и велел пилоту лететь в Фордзоновский дворец фордослужений.
The machine rose a couple of hundred metres, then headed eastwards, and as it turned, there before Bernard's eyes, gigantically beautiful, was the Singery.	Поднявшись метров на триста, вертоплан понесся к востоку, и на развороте предстала глазам Бернарда великолепная громадина дворца.
Flood-lighted, its three hundred and twenty metres of white Carrara-surrogate gleamed with a snowy incandescence over Ludgate Hill; at each of the four corners of its helicopter platform an immense T shone crimson against the night, and from the mouths of twenty-four vast golden trumpets rumbled a solemn synthetic music.	В прожекторной подсветке снежно сиял на Ладгейтском холме фасад "Фордзона" - триста двадцать метров искусственного белого каррарского мрамора; по четырем углам взлетно-посадочной площадки рдели в вечернем небе гигантские знаки "Т", а из двадцати четырех огромных золотых труб-рупоров лилась, рокоча, торжественная синтетическая музыка.
"Damn, I'm late," Bernard said to himself as he first caught sight of Big Henry, the Singery clock.	- Опаздываю, будь ты неладно, - пробормотал Бернард, увидев циферблат Большого Генри на дворцовой башне.