О дивный новый мир (Brave New World)

But the stamp of the World Controller's Office was at the head of the paper and the signature of Mus-tapha Mond, bold and black, across the bottom.	Но пропуск был со штампом канцелярии Главноуправителя, и внизу размашисто чернело: Мустафа Монд.
Everything was perfectly in order.	Все в полнейшем порядке.
The director had no choice.	Придраться было не к чему.
He pencilled his initials-two small pale letters abject at the feet of Mustapha Mond-and was about to return the paper without a word of comment or genial Ford-speed, when his eye was caught by something written in the body of the permit.	Директор поставил свои инициалы - две бледных приниженных буковки в ногах у жирной подписи Главноуправителя - и хотел уже вернуть листок без всяких комментариев и без напутственного дружеского "С Фордом!", но тут взгляд его наткнулся на слово "Нью-Мексико".
"For the New Mexican Reservation?" he said, and his tone, the face he lifted to Bernard, expressed a kind of agitated astonishment.	- Резервация в Нью-Мексико? - произнес он, и в голосе его неожиданно послышалось - и на лице, поднятом к Бернарду, изобразилось -взволнованное удивление.
Surprised by his surprise, Bernard nodded.	В свою очередь удивленный, Бернард кивнул.
There was a silence.	Пауза.
The Director leaned back in his chair, frowning.	Директор откинулся на спинку кресла, хмурясь.
"How long ago was it?" he said, speaking more to himself than to Bernard.	- Сколько же тому лет? - проговорил он, обращаясь больше к себе самому, чем к Бернарду.
"Twenty years, I suppose.	- Двадцать, пожалуй.
Nearer twenty-five.	Если не все двадцать пять.
I must have been your age ..." He sighed and shook his head.	Я был тогда примерно в вашем возрасте... - Он вздохнул, покачал головой.
Bernard felt extremely uncomfortable.	Бернарду стало неловко в высшей степени.
A man so conventional, so scrupulously correct as the Director-and to commit so gross a solecism!	Директор, человек предельно благопристойный, щепетильно корректный, и на тебе - совершает такой вопиющий ляпсус!
It made him want to hide his face, to run out of the room.	Бернарду хотелось отвернуться, выбежать из кабинета.
Not that he himself saw anything intrinsically objectionable in people talking about the remote past; that was one of those hypnopaedic prejudices he had (so he imagined) completely got rid of.	Не то чтобы он сам считал в корне предосудительным вести речь об отдаленном прошлом - от подобных гипнопедических предрассудков он уже полностью освободился, как ему казалось.
What made him feel shy was the knowledge that the Director disapproved-disapproved and yet had been betrayed into doing the forbidden thing.	Конфузно ему стало оттого, что Директор был ему известен как ярый враг нарушений приличия, и вот этот же самый Директор нарушал теперь запрет.
Under what inward compulsion?	Что же его понудило, толкнуло предаться воспоминаниям?
Through his discomfort Bernard eagerly listened.	Подавляя неловкость, Бернард жадно слушал.
"I had the same idea as you," the Director was saying. "Wanted to have a look at the savages.	- Мне, как и вам, - говорил Директор, - захотелось взглянуть на дикарей.