О хлебе, любви и винтовке

Ты, Пятрас, единственный среди нас учишься. Это правда. Но нехорошо по каждому поводу напоминать об этом. Что бы мы ни обсуждали, что бы ни делали, всегда ты свою песенку тянешь: «Где учишься? Почему не учишься? Надо учиться». Знаем. Не отстанем. Будем учиться.

Кто-то сказал, что Арунас не проявляет себя. Не каждый способен держаться в центре внимания, товарищ Даунорас.

Почаще о других думайте, тогда реже будет казаться, что ваш пуп является центром земли. А вот если ты не сбреешь свои кавалерийские усы, я поставлю на бюро вопрос ребром: или — или. Думай. Делай выводы.

Об Арунасе. Скромен, предан общему делу. Мы приняли его инструктором. Он не постеснялся, когда надо было работать за машинистку. Однажды я его поддел и чуть не получил сдачи. Это хорошо! Не подхалим, значит. Делаю вывод: человек, который не терпит обиды, и других не станет обижать.

Итак, предлагаю утвердить. Будет работать, учиться, втянется.

Кто за? Другие предложения есть? Нет? Порядок. Все ясно. С сегодняшнего дня товарищ Гайгалас занимает место Валанчюса на должности заведующего отделом школ. Прошу любить и жаловать. Бюро окончено.

В коридоре меня поздравляли: и те, кто критиковал, и те, кто хвалил, и те, кто смолчал. Договорились после работы собраться у меня на квартире.

Собрались. Дольше всех ждали Валанчюса. Я бегал по комнате, подвязав хозяйкин передник, угощал, жарил, потчевал и все никак нарадоваться не мог. Теперь мы равны. Заведующий отделом! Без всякой помощи, сам заработал. И в каком бою! Мы резались с Ближей, словно под Мадридом. Он все-таки замечательный парень. Ну и рванул в заключительном Даунораса, а тот стоит, будто костью подавился. В гости он пришел уже без усов. «Не проявляет себя»? Вот и проявил. Не учусь? Теперь меня и палкой не отогнать от школы!

Наконец ввалился раскрасневшийся Валанчюс, за ним шли мои родители, нагруженные свертками. Сколько было шума, смеха, шуток.

— Ты что, будешь работать в том же уезде, где мой старик? — спросил я у бывшего заведующего отделом.

— Угу, — прогудел тот, отправляя в рот кусок окорока.

— Это же великолепно! Замечательное совпадение.

— Ну, не совсем совпадение. Меня не хотели отпускать, но у твоего отца пробивная сила. Как бы там ни было, теперь я сам себе начальник, и никто меня не будет гонять по мелочам.

Во мне шевельнулось подозрение. Но начались застольные хлопоты, пришлось отбиваться от назойливой радости матери, и я обо всем забыл. Ох уж эта мама. Чего только она не навезла! Наверное, половина вязальщиц в уезде делали для ее сына носки, перчатки, безрукавки и свитеры. Костюмчика «медвежонка» только не хватало.

Разошлись после полуночи. Я помог матери убрать со стола. Она вся светилась и рассказывала — то ли мне, то ли моей квартирной хозяйке:

— Юргис теперь очень добр со мной. Наконец-то человек за ум взялся. Спокойным стал, о семье заботится…

«Шестой десяток разменяет, не так еще успокоится», — хотелось ответить матери, но постеснялся чужого человека. Боясь проспать час отъезда, Валанчюс остался ночевать. Да и ехать им в одно место: он решил поселиться у моих родителей. Старик лег со мной. Долго курил, кашлял, все не мог уснуть.

— Не надо было кофе пить, — посоветовал я.

— Многого не надо было, — признался отец. Потом пыхтел, пыхтел и выдавил: — Ну, кажется, все уладилось. Теперь полгодика сможем жить спокойно.

— Почему не больше и не меньше? — не понял я.

— Видишь ли, обязанности заведующего отделом — это уже не инструкторская карусель. Надо подольше поработать, свыкнуться, конкретную пользу комсомолу принести. Слишком спешить будешь — голова закружится.

Горящая под потолком лампочка вдруг отодвинулась, стала маленькой и мертвенно-холодной, как далекая звезда. Я почувствовал, что каждое прикосновение старика неприятно жжет, словно я касался электрического провода.

— Это моя забота, отец, и нечего тебе пускать в ход свои штучки. Ты лучше занимайся работой, матерью, а о себе я сам позабочусь, — сказал я как можно серьезнее. Во мне опять зашевелились какие-то подозрения.

Отец отшвырнул папиросу и приглушенным голосом сказал:

— Милый мой, спустишься ли ты когда-нибудь с неба на землю?

— Спущусь, когда отец перестанет присылать деньги на мелкие расходы.

— За деньги маму благодари. Я б тебе ни гроша не посылал.

Слово за слово, выяснилось, что отец намеренно сагитировал Валанчюса поехать к нему в уезд секретарем комитета комсомола и тем самым освободил для меня кресло заведующего отделом.

— А почему бы сразу не на секретарское место? — Я задыхался.

— Не торопись. Будет и секретарское. Попривыкнешь, войдешь в колею…

Я схватил его за пижаму и, не сдерживаясь больше, стал орать:

— Если тебе нравится, если нравится, проводи эксперименты над матерью, заведи себе еще несколько артисток. А в мою жизнь не лезь, не смей вмешиваться! Я думал, что честно заслужил этот пост. Думал — трудом, за эти проклятые картотеки, за всякие бумажки, которые я привел в идеальный порядок… За риск, за патрулирование по ночам, за то, что преступников ловил… Хотя б не хвалился!

Старик зажал мне рот:

— Замолчи! Валанчюс еще не спит.