О хлебе, любви и винтовке

«Что ж, повоюем…» Я остановился как вкопанный. По реке на лодке плыли три девушки. Среди них — она. Провалиться мне на этом месте, в лодке сидела Люда.

Солнце опустилось на острые вершины зареченских елей. На откосы надвинулась прохладная тень.

— Холодно, дайте-ка мне… — попросила Люда и пересела на весла. Видно было, что грести она не умеет. Вот курица! Вертелась, поднимала фонтаны брызг, махала до седьмого пота, но лодка все равно не слушалась. Течение подхватило лодку, повернуло и понесло к середине реки.

— Пираты, на абордаж! — С берега поднялась ватага перемазанных песком и илом парнишек.

Крича и улюлюкая на разные голоса, брызгая по воде руками и ногами, они бросились вдогонку за девушками. Доплыли, поднырнули под лодку. Девушки отпрянули к противоположному борту, и лодка перевернулась.

Я словно предчувствовал: уже разулся и стягивал рубашку, когда одна за другой показались из воды головы парнишек.

Вот вынырнули две девушки: «Где третья?» Третьей не было. Парнишки, поозорничав, плыли к берегу. Вот показалась и она. Над водой заметались поднятые руки, и снова все исчезло. Я уже плыл к месту несчастья, работал что есть мочи. Под руку попала распластанная, медленно погружающаяся на дно косынка.

«Где, где?» Я нырнул. Еще раз. Третий, четвертый… Не помню, с которого разу я наткнулся на нее, схватил за волосы и потащил. Она со всхлипом втянула воздух. Вцепилась в меня руками и ногами, и мы погрузились под воду. Я задыхался. Коснувшись дна ногами, рванулся, поднялся на поверхность, судорожно вдохнул несколько раз, и снова Люда меня потянула вниз. Руки ее оторвать было невозможно. Она словно приросла ко мне. На этот раз до поверхности не дотянул, хлебнул.

И шут его знает, чем бы все окончилось, если бы не мель на том месте, где мы барахтались.

Когда опасность была позади и ничто не мешало вдыхать чистый, вкусный, напоенный запахом реки воздух, Люда посмотрела на меня, перевела взгляд на опускающееся солнце, разжала руки и потеряла сознание.

«Могла бы немного раньше отпустить», — думал я, неся ее на руках. По берегу навстречу бежали люди. Перепуганные мальчишки держались на порядочном расстоянии, но все же приближались. Я осторожно опустил девушку на землю и сам сел рядом. Да, это была Люда. Мокрые, растрепанные косы, глаза, прикрытые длинными ресницами, веснушки на лице и несколько капель воды, отражающие красное солнце. Вот и не верь после этого в судьбу, не верь предчувствиям, не полагайся на свою счастливую звезду. Ведь куда только не заносили меня мысли о Люде — даже убегал вместе с нею на Крайний Север, а оказывается, самое необычайное случилось дома — на нашей тихой, спокойной реке. Так и должно было случиться. Я знал, что так будет, с той минуты, как встретил ее на лестнице нашей гимназии!

— Надо расстегнуть купальник, — заторопился какой-то толстяк.

«Ей?.. Расстегнуть? При всех?»

— Я тебе расстегну! Попробуй только! — Я оттолкнул нагнувшегося было над Людой мужчину.

— Она же воды наглоталась…

— Знаю, — но сам дотронуться не осмелился, Люда в этот момент приоткрыла глаза, тихо сказала: «Спасите» — и улыбнулась, увидев, что уже спасена.

Она улыбнулась мне! В этом не было сомнений. Передав пострадавшую подбежавшим подругам, я пошел одеваться.

Странная вещь любовь. Люда едва не утонула, до смерти перепугалась, а я радовался. Стоял около одежды с протянутыми руками, представляя, что все еще несу ее.

Одевшись, медленно пошел вдоль берега. Под привязанными к берегу плотами лопотала вода, река сверкала под лучами заходящего солнца и казалась огромной, полноводной и счастливой, как я…

Меня догнала Люда и несмело коснулась моей руки.

— Я вас даже не поблагодарила.

— Торопитесь, а то, чего доброго, сгинуть могу, — мне хотелось дурачиться.

Она молча подала руку.

— Альгис Бичюс.

— Я знаю. Все о вас знаю: и о клубе, и о лагере, и о том, как учите плавать: раскачаете за руки-ноги и кидаете в воду. — Она немного помолчала и, опустив голову, добавила: — И что вы обо мне разузнавали, и что у дверей стоите…

Давно все знает — и ни разу не улыбнулась, не кивнула, даже не взглянула. Нет, так поступить может только черствый человек. Только девчонки так могут.

— А что вам еще известно?

Она покраснела, опустив глаза, в смущении расплетала и заплетала кончик косы.

— Я боюсь домой идти.

Боится идти домой, словно живет не на главной улице, а в глухом лесу.

— Почему?

— Мама будет сердиться.

— А разве она узнает?

— Не знаю. Но все равно боюсь. Проводите меня.

— Тогда уж мама действительно все раскумекает. — Мне хотелось говорить ласково, весело, остроумно, а получалось черт знает что.

Провожал. Молчал. Швырял камушки.

— А плавать нужно научиться…

— Ни одного утопленника без значка ГТО?

— Вот и был бы один со значком. Вы висели у меня на шее, а я пешком шагал по дну реки, как святой Христофор[20].

— Я же не нарочно, — больше она не произнесла ни слова до самого дома.

Люда жила в красивом особнячке. Дверь со звонком, на крыльце щетки — обувь очищать. В прихожей зеркало до полу. В комнате — пианино, картины и во всю стену книги. Куда там нашей библиотеке!