О китах и китобоях. Как мы чуть не истребили самое крупное животное на Земле

22 декабря 1908 года к острову Десепшен подошла трехмачтовая шхуна с веселым названием «Пуркуа па?» («Почему бы и нет?»). На борту находились французские моряки и ученые во главе с врачом и полярным исследователем Жан-Батистом Шарко. Они собирались купить уголь у китобоев. Шарко хорошо знал, что здесь обосновались норвежцы, однако привычка считать Антарктику необитаемой ледяной пустыней укоренилась довольно прочно, и вид, открывшийся французам при подходе к острову, шел вразрез с привычными представлениями: они увидели не одно, а целых два паровых судна, пыхтевших своими трубами.

Одно из них направлялось в открытое море, другое возвращалось домой, таща на буксире раздутого кита. Надувать китов воздухом придумали еще во времена Фойна, чтобы повысить эффективность промысла. Одно из норвежских судов вызвалось проводить «Пуркуа па?» в гавань безопасным путем.

Как раз внутри Дырки, как называли норвежцы этот тесный проход, находилась бухта Китобоев¹. Этот уголок морской кальдеры предоставлял лучшие места для якорной стоянки. Там стояли четыре судна-жироварни — два трехмачтовых и два больших парохода, а также множество мелких промысловых судов. Шарко подумал, будто попал в норвежский промышленный центр, все еще удивляясь, как изменилась Антарктика. Тремя из четырех жироварен владели норвежцы. Самое большое и лучше всего оснащенное судно-жироварня, «Гобернадор Бориес», принадлежало чилийской компании, но оснащалось на верфи «Фрамнес»; команда его также состояла большей частью из норвежцев. Новый Саннефьорд — так называли базу в бухте Китобоев многие норвежцы². Более двухсот моряков и рабочих трудились здесь³.

К судам были привязаны туши китов. Некоторые плавали с надутым подчелюстным мешком, как гигантские полосатые буи. Другие уже были почти разделаны прямо у борта судна. Мясники стояли непосредственно на туше или в шлюпках и делали свое дело⁴. Лебедки с жироварен помогали отделять сало от туши и поднимать его на борт, где его резали на более мелкие части и варили до образования жидкого жира.

Потроха и другие отходы плавали в море. Шарко почувствовал нестерпимую вонь. Однако, несмотря на скользкую и грязную палубу, обычную для жироварни, на «Гобернадор Бориес» оказалась сверкающая чистотой и роскошно обустроенная кают-компания. Здесь Шарко встретился с управляющим промыслом Адольфом Амандусом Андерсеном и его говорящим попугаем. Чилиец норвежского происхождения первым стал использовать остров Десепшен в качестве базы тем же летом, когда затонул «Фритьоф Нансен». Третий промысловый сезон на острове, когда пришла французская экспедиция, Андерсен проводил в обществе своей жены Мари Бетси Расмуссен, которая разводила на борту «Гобернадор Бориес» цветы. Она впечатлила Шарко своей заботой и гостеприимством. Вероятно, она была первой женщиной в Антарктике, если не брать во внимание более северный остров Южная Георгия.

Через год, в канун Рождества 1909 года, Шарко вернулся на остров Десепшен, снова для покупки угля. На этот раз Адольф Амандус Андерсен пригласил его на промысел. Шарко быстро почувствовал разницу между грязной и кровавой жироварней и чистым промысловым судном, на борт которого кит никогда не поднимался.

Норвежцы охотились с большим азартом. Французский гость хорошо их понимал. Каждый человек получал свою долю от доходов, обеспечивая таким образом семью в далекой Норвегии. Однако втайне ученый радовался, когда огромному киту удавалось ускользнуть. Он восхищался китами и испытывал к ним симпатию. Шарко увидел двух китов, державшихся вместе, и размышлял, наслаждаются ли они обществом друг друга, как вдруг гарпун со взрывчаткой убил одного из них. Он представлял, как они бороздили вместе серо-зеленые воды и плавали среди причудливых форм подводной части айсбергов. Через пару недель француз отчасти изменил свое мнение по поводу пользы китобойного промысла, когда один из капитанов вручил ему приличный кусок китового филе. Мясо оказалось очень вкусным и по вкусу напоминало телятину.

В течение этого сезона, в 1909–1910 годы, впервые в Южном полушарии добыли больше китов, чем в Северном. Акватории, доступные для промысла с Южных Шетландских островов и с Южной Георгии, стали крупнейшим в мире китобойным районом. Свидетели промысла в Южном Ледовитом океане всегда обращали внимание на китовые туши, отдельные их части и другие отходы вокруг жироварен. Жан-Батист Шарко, например, испытал проблемы из-за китовых кишок, попавших в якорную цепь его судна в бухте Китобоев. С годами вокруг гавани острова Десепшен скопилось несколько тысяч китовых туш.

Один гарпунер, вспоминая годы, проведенные в бухте Грютвикен начиная с 1907 года, говорил так: «Вынужден признать, что мы вели грязный промысел. Сало брали только со спины и с боков, все остальное уходило в море»⁴. Время от времени около станции скапливалось слишком много добытых горбачей, остававшихся лежать там и гнить.