С начала века и до 1914 года мировое производство жидкого китового жира удвоилось до более чем 800 тысяч баррелей в год, то есть 800 тысяч традиционных деревянных бочек из дуба. Деревянные бочки и ручное их производство вместе с бочарным ремеслом ушли из китобойного промысла, их заменили более вместительные металлические бочки или даже большие цистерны для жидкого масла. Однако единица измерения осталась. 800 тысяч бочек китового жидкого жира, произведенные в последний сезон перед Первой мировой войной, соответствовали 127 миллионам литров. Этого было достаточно для производства многих и многих миллионов пачек маргарина и кусков мыла.
Производство китового жира никогда не достигало масштабов, сравнимых с производством растительного жира или жира домашнего скота. Однако продукт получил широкое распространение на рынке жировых продуктов, потому что был экономичен и доступен большими партиями. Кроме того, весь произведенный объем продавался на международном рынке.
Первая мировая война затормозила промысел, но в период между двумя мировыми войнами рост производства твердого китового жира продолжился. Со временем технология отверждения усовершенствовалась. Стало возможным гидрогенизировать жидкий китовый жир до температуры плавления, соответствующей сливочному маслу, поэтому он стал главным ингредиентом в производстве высококачественного вкусного маргарина.
Производство твердого жира позволило китобойной отрасли выйти на новые рынки с продуктами жироварен, хотя предубеждение против китового жира сохранялось у многих. Производители маргарина и мыла не рекламировали содержание китового жира в их продукции. В течение многих десятков лет европейские потребители, большей частью ни о чем не догадываясь, питались и мылись остатками исчезающей популяции китов Южного Ледовитого океана.
«Это настоящая бойня!»1
Как гром среди ясного неба, весной 1913 года французскому правительству пришло письмо с тревожным сообщением о китобойном промысле от профессора зоологии Абеля Грувеля и полярного исследователя Жан-Батиста Шарко. «Китобоев стало слишком много. К тому же они разбрасываются ресурсами, — значилось в письме, — убивают молодых, недостаточно упитанных животных и используют только часть туши. Невежество и варварство!»Шарко беспокоило увиденное им во время визитов на остров Десепшен в Антарктике. Грувель путешествовал по Африке, его особенно тревожил китобойный промысел, только что начавшийся в акватории Французской Экваториальной Африки (Габон и Конго) и других африканских колоний. Если такая деятельность продолжится без ограничений, скоро «все крупные морские животные, пока еще многочисленные у наших побережий Западной Африки и Мадагаскара, полностью исчезнут»2
.Для защиты китов, по мнению Шарко и Грувеля, необходимо заключить международное соглашение, и Франция должна выступить с инициативой. Между тем, как считали ученые, во французских колониях на этот промысел необходимо установить жесткие ограничения. Некоторое ужесточение условий произошло на следующий год, в том числе было запрещено отстреливать самок с детенышами у берегов Французской Экваториальной Африки.
Однако не только Грувель и Шарко предупреждали насчет китобойного промысла. Подобные послания звучали в течение всех предвоенных лет в целом ряде стран, в том числе в США, Швейцарии и Германии3
. Причиной тому стало распространение китобойного промысла по всему миру. Норвежские китобои устремлялись к новым побережьям Африки, Южной Америки и Австралии. Пока кто-то мерз в Антарктике, другие обливались потом на экваторе. У пустынного побережья Западной Австралии не хватало пресной воды, чтобы промышлять и перерабатывать водившихся здесь в большом количестве китов-горбачей. Один норвежец, начальник экспедиции, путешествовавший через Магелланов пролив к югу от Чили, утверждал, что нашел останки утонувших коллег-китобоев в «каяках индейцев, в которых стояли норвежские морские сапоги, наполненные человеческим мясом»4. Китобои, благополучно добравшиеся до Тихоокеанского побережья Чили, обнаружили несколько синих китов.Как только стало известно о высоких результатах пионеров промысла в Южном полушарии, охота за новыми районами промысла приобрела характер еще одной «китовой лихорадки». Акции пользовались спросом как никогда. Поэтому как способные, так и не очень способные люди наперебой организовывали китобойные компании. Некоторым повезло, и им удалось разбогатеть, другие же разорились окончательно.