О китах и китобоях. Как мы чуть не истребили самое крупное животное на Земле

Китобазы и китобойные суда в Южном Ледовитом океане — по крайней мере, до Второй мировой войны — были сугубо мужским миром, так что какие-либо контакты с женщинами случались при заходе флотилии в гавань по пути на Юг или на Север. Дома все было иначе. Некоторые жены китобоев сталкивались с надоедливыми или даже пугающими приставаниями мужчин, которые стучались в их дома темным поздним вечером. Многие сплетничали и смеялись над женщинами, к которым приходили «дровосеки» в отсутствие мужей — то есть мужчины, помогавшие с хозяйственными делами и, возможно, с кое-чем еще. Со временем «дровосек» стало синонимом слова «любовник».

Если от таких визитов рождались дети, все, разумеется, понимали, что произошло. Годовой график южного промысла проявлялся и в рождаемости. Китобои приходили домой обычно в мае, многие дети зачинались в течение лета, а в феврале, марте и апреле родильные учреждения Вестфолла были переполнены, пока многие отцы все еще были в отъезде.

Когда китобои наконец возвращались — в промежутке между весной и летом — в городах Вестфолла воцарялся праздник. Толпы людей наводняли порт. Команды китобаз и китобоев возвращались домой с хорошими деньгами — кто-то заработал больше, кто-то меньше. Весной 1927 года одна состоятельная группа гарпунеров покупала билеты на самолет на последнем отрезке пути из Нидерландов, чтобы успеть домой к выходным⁵. Молодежь отправлялась в город и праздновала. В начале лета в питейных заведениях и ресторанах Саннефьорда царило веселое настроение, а загорелые и импозантные китобои пользовались популярностью у дам⁶.

Семьи и пары наконец воссоединялись, и отцы раздавали детям подарки, которые купили или сделали во время путешествия. Самые маленькие дети знакомились со своими отцами. Жены и дети рассказывали потом не только о великой радости встречи, но и о том, как неугомонные мужья никак не могли приспособиться к домашней жизни.

Китобойный промысел в Южном Ледовитом океане требовал не только тяжелого труда. Мужчинам приходилось жить вдали от семей в течение многих месяцев, и для некоторых это оказывалось слишком высокой ценой. Но работа в китобойном промысле приносила весьма хороший доход. В то время еда поглощала большую часть бюджета семьи, и немаловажной экономией было и то, что китобои во время рейса питались бесплатно.

В самый высокий сезон 1930–1931 годов в китобойные экспедиции в Антарктику отправлялись почти исключительно норвежцы, независимо от того, являлись организаторы экспедиций норвежцами или иностранцами. Более десяти тысяч норвежцев уходили на Юг⁷. И вряд ли больше 150 человек из других стран принимали участие в экспедициях. В китобойном промысле были задействованы люди почти из всех районов страны, однако большинство из них происходило из Вестфолла, где китобойный промысел означал многое для занятости и доходов, и где кризис сказался на жизни людей самым существенным образом, когда он произошел.

Кризис

Пригревало яркое утреннее солнце, и Гарольд Салвесен держал пальто в руках, когда спускался на берег с пассажирского парохода «Бленхейм»¹. Фотограф сделал снимок. Хорошо одетый шотландец с норвежским именем вежливо улыбнулся и продолжил свое путешествие на автомобиле из гавани Хортен в Тёнсберг, где он должен был встретиться с норвежскими руководителями китобойного промысла в полдень 10 августа 1931 года.

Салвесен приехал в Вестфолл в момент кризиса. Весь норвежский китобойный флот — китобазы, китобойные суда и танкеры, перевозившие жир, — стояли во фьордах, подготовленные для домашней зимовки, а не для промыслового рейса на Юг. Весной члены Ассоциации китобоев решили держать свои суда дома в сезон 1931–1932 годов. Перспективы для продаж жира от еще одного сезона представлялись плачевными. Экономический кризис, разразившийся после обвала на бирже Нью-Йорка в 1929 году, привел к коллапсу на рынке сырья. Целых 150 тысяч тонн китового жира рекордного сезона 1930–1931 годов по-прежнему оставались на складах непроданными.

Все китобойные компании были заинтересованы в хороших ценах на китовый жир в будущем сезоне. В то же время, если бы малая часть судов отправилась в рейс, а большинство осталось дома, то это бы, возможно, принесло доход. Норвежские руководители китобойного промысла надеялись, что британская компания «Салвесен и Ко» поддержит их в общем деле. Гарольд Салвесен, наследник и совладелец, объяснил норвежским журналистам в Тёнсберге, что, хотя ему не хотелось бы осложнять ситуацию для своих конкурентов, ему приходится эксплуатировать три свои китобазы и береговую станцию в Южной Георгии в обычном порядке — только для того, чтобы покрыть уже произведенные на них расходы и в интересах сотрудников и клиентов. У Салвесена были все козыри, чтобы унять пересуды в Норвегии. Он говорил по-норвежски. Это был родной язык его дедушки Кристиана Салвесена, который в XIX веке переехал в шотландский Лит и основал там семейное предприятие. В норвежских газетах Гарольда часто называли на свой манер — Харальдом.