О, мед воспоминаний

женой Катей и маленьким сыном жил во флигеле. Верх занимали Елена Яковлевна и

Иван Николаевич Никитинские с двухлетним сыном и няней. У Никитинских гостил их

большой друг художник Сережа Топленинов. Нам отдали комнату-пристройку с

отдельным

53

входом. Это имело свою прелесть, например, на случай неурочного застолья. Так

оно и бывало: у нас не раз засиживались до самого позднего часа.

Упомяну о калейдоскопе гостей. Бывали люди, не живущие на даче, но

приходившие почти ежедневно (четверо Добрыниных, их кузина М. Г. Нестеренко, их

сосед, за округлый силуэт и розовые щеки прозванный „помидорчиком"); были гости

случайные (артист МХАТа Всеволод Вербицкий, классная теннисистка Мальцева, Рубен

Симонов, А. А. Орочко, В. Львова и много других); были постоянные, приезжавшие на

27

выходные дни — Шура и Володя Мориц. Центр развлечения, встреч, бесед — теннисная

площадка и возле нее, под березами, скамейки. Партии бывали серьезные: Женя,

Всеволод Вербицкий, Рубен Симонов, в ту пору тонкий и очень подвижный. Отбивая мяч,

он высоко, по-козлиному поднимал ногу и рассыпчато смеялся. Состав партий менялся.

Михаил Афанасьевич как-то похвалился, что при желании может обыграть всех, но его

быстро разоблачили. Лида попрекала его, что он держит ракетку „пыром", т.е. она стоит

перпендикулярно к кисти, вместо того, чтобы служить как бы продолжением руки. Часто

слышался голос Лидуни: Мака, опять ракетка „пыром"! Но раз как-то он показал класс:

падая, все же отбил трудный мяч.

Мы все любили почти ежедневно бывавшего соседа Петю Васильева,

добродушного уютного толстяка, к тому же силача. Вот карикатура на него, очень

похожая, нарисованная Сережей Топлениновым. В жару волосы Пети вились особенно

круто — о таких в народе говорят: „кнутом не прошибешь"; отбивая или стараясь отбить

мяч, он как-то особенно похохатывал, а если промазывал, восклицал по-немецки: Es ist

ganz verdrisslich, — что означало: „вот это огорчительно".

По вечерам все сходились в гостиной. Уютно под абажуром горела керосиновая

лампа — электричества не было. Здесь центром служил рояль, за который садилась

хорошая музыкантша Женя или композитор Николай Иванович Сизов, снимавший в селе

комнату. У него была особенность появляться внезапно — как тать в нощи — и так же

внезапно исчезать. Часто спрашивали: „Вы не видели Николая Ивановича?" Отвечали:

„Да он только что здесь был. Куда же

54

он делся?" Но за инструмент садился он безотказно: хотелось ли Лидуну спеть

серебряным голоском французскую песенку, или нам в шараде требовалось музыкальное

сопровождение, или просто тянуло потанцевать...

Однажды Петя Васильев показал, как в цирке говорят, силовой акт. Он лег ничком

на тахту и пригласил нас всех лечь сверху, что мы с радостью и исполнили.

Образовалась мала куча. Петя подождал немного, напрягся и, упираясь руками в диван,

поднялся, сбросив нас всех на пол. Мака сказал:

— Подумаешь, как трудно!

Лег на диван ничком, и мы все весело навалились на него. Через несколько секунд

он повернул к нам бледное лицо (никогда не забуду его выражение) и произнес слабым

голосом:

— Слезайте с меня и как можно скорей!

Мы тут же ссыпались с него горошком. Силовой акт не удался, но были другие,

более удачные выступления М. А. В шарадах он был асом. Вот он с белой мочалкой на

голове, изображающей седую шевелюру, дирижирует невидимым оркестром. (Он вообще

любил дирижировать. Он иногда брал карандаш и воспроизводил движения дирижера —

эта профессия ему необыкновенно импонировала, даже больше: влекла его.) Это

прославленный дирижер Большого театра — Сук (слог первый шарады).

Затем тут же в гостиной двое (Лидун и „помидорчик") играют в теннис. Слышится

„аут", „ин", „сертин". Весь счет в этой игре и все полагающиеся термины с легкой руки

Добрыниных произносятся на английском языке. („Ин" — слог второй шарады). Третье —

сын. Возвращение блудного сына. А все вместе... с террасы в гостиную сконфуженно

вступает, жмурясь от света, дивный большой пес Буян — сукин сын.

Уж не помню, в какой шараде, но Мака изображал даму в капоте Лидии

Митрофановны — в синем с белыми полосками — и был необыкновенно забавен, когда

по окончании представления деловито выбрасывал свой бюст — диванные подушки. М.А.

изобрел еще одну игру. Все делятся на две партии. Участники берутся за края простыни и

натягивают ее, держа почти на уровне лица. На середину

28

55

простыни кладется легкий комок расщепленной ваты. Тут все начинают дуть,

стараясь отогнать ее к противоположному лагерю. Проигравшие платят фант...

Состязание проходило бурно и весело.

Кому первому пришла в голову мысль устроить спиритический сеанс, сейчас