О, мед воспоминаний

Существовала как бы порука взаимной симпатии и взаимного доверия... Как хорошо,

когда каждый каждому желает только добра!

Раз уж я рассказала о крюковском лете, хочется вспомнить покойного Жоржа

Понсова. Последние годы он болел туберкулезом и работать уже не мог: работала его

жена Катя. Рос сын, и, конечно, нелегко им жилось. По долгу службы Кате пришлось

отлучиться из Москвы. В это время Жоржу стало очень плохо, но он запретил тревожить

58

жену. Из последних сил написал он ей несколько писем, так сказать, вперед и

передал их другу с тем, чтобы тот посылал их Кате, когда его уже не будет на свете. Все

точно друг выполнил. Бедный Жорж! Что чувствовал он, когда писал эти письма... Никого

я не знаю и не назову, кто был бы способен на такие тонкие чувства, да и в литературе

знаю только один рассказ „Нежность" Анри Барбюса, приближающийся по сюжету к

поступку Жоржа. Но героиня рассказа кончает самоубийством, а любимый ею человек, не

30

зная о ее смерти, получает время от времени ее письма, полные тепла и любви,

пересылаемые верными руками друзей.

Идет 1927 год. Подвернув под себя ногу калачиком (по семейной привычке: так

любит сидеть тоже и сестра М. А. Надежда), зажегши свечи, пишет чаще всего Булгаков

по ночам. А днем иногда читает куски какой-либо сцены из „Багрового острова" или

повторяет какую-нибудь особо полюбившуюся ему фразу. „Ужас, ужас, ужас, ужас", —

часто говорит он как авантюрист и пройдоха Кири-Куки из этой пьесы. Его самого

забавляет калейдоскопичность фабулы. Герои Жюля Верна — действующие лица пьесы

— хорошо знакомы и близки ему с юношеских лет, а блестящая память и фантазия

преподнесут ему образы в неувядающих красках.

Борьба белых арапов и красных туземцев на Багровом острове — это только пена,

кружево, занятный фон, а сущность пьесы, ее глубинное значение — в судьбе молодого

писателя, в его творческой зависимости от „зловещего старика" — цензора Саввы Лукича.

Помнится, на сцене было много музыки, движения, авторского озорства. Хороши

были декорации Рындина, и, как всегда в Камерном театре, особенно тщательно

продумано освещение.

Запомнился мне артист Ганшин в роли писателя. Савву Лукича загримировали под

Блюма, сотрудника Главреперткома, одного из ревностных гонителей Булгакова (как

театральный критик писал под псевдонимом „Садко").

Помню, через партер к сцене проходил театральный капельдинер и сообщал

почтительно и торжественно:

— Савва Лукич в вестибюле снимает галоши!

Он был горд, что выступает в театре. И тут с нарастаю-

59

щей силой перекатываются эти слова как заклинание от оркестра к суфлеру, от

суфлера дальше на сцену:

— Савва Лукич в вестибюле снимает галоши! — возвещают и матросы с корабля.

Директор театра, играющий лорда, хватаясь за голову, говорит:

— Слышу. Слышу. Ну, что ж, принять, позвать, просить, сказать, что очень рад...

От страха и волнения его снесло в „Горе от ума" на роль Фамусова.

В эпилоге зловещий Савва обращается к автору:

— В других городах-то я все-таки вашу пьеску запрещу... Нельзя все-таки...

Пьеска — и вдруг всюду разрешена...

Постановка „Багрового острова" осуществлена А.Я. Таировым в Камерном театре

в 1928 году. Пьеса имела большой успех, но скоро была снята...

Театральный хмель продолжается. „Турбины" идут с неизменным успехом. Актеры

играют необыкновенно слаженно и поэтому сами называют спектакль „концертом".

Встал вопрос о банкете. И тут на выручку пришел актер Художественного театра

Владимир Августович Степун, участвующий в пьесе. Он предложил свою квартиру в

Сивцевом-Вражке, 41. Самую трудную роль — не только всех разместить, сервировать и

приготовить стол на сорок персон, а затем все привести в порядок взяла на себя жена

Владимира Августовича, Юлия Львовна, дочь профессора Тарасевича.

Во дворе дома 41, в больших комнатах нижнего этажа были накрыты длиннейшие

столы. На мою долю пришлась забота о пище и вине. В помощники ко мне поступил Петя

Васильев. К счастью, в центре Москвы еще существовал Охотный ряд — дивное

предприятие! Мы взяли извозчика и объехали сразу все магазины подряд: самая

разнообразная икра, балык, белорыбица, осетрина, семга, севрюга — в одном месте,

бочки различных маринадов, грибов и солений — в другом, дичь и колбасы — в третьем.

Вина — в четвертом. Пироги и торты заказали в Столешниковом переулке у расторопного

частника. Потом все завезли к милым Степунам.

31

Участников банкета даю по собственной записке М. А.,

60

которую обнаружила у его сестры Надежды Афанасьевны Земской: Малолетков,

Ершов, Новиков, Андерс, Бутюгин, Гузеев, Лифанов, Аксенов, Добронравов, Соколова,

Хмелев, Калужский, Митропольский, Яншин, Михальский, Истрин, Мордвинов, Степунов