Читаем О, мед воспоминаний полностью

сказать трудно, думаю, что Сереже Топленинову. Во всяком случае М. А. горячо

поддержал это предложение. Уселись за круглый стол, положили руки на столешницу,

образовав цепь, затем избрали ведущего для общения с духом — Сережу Топленинова.

Свет потушили. Наступила темнота и тишина, среди которой раздался торжественный и

слегка загробный голос Сережи:

— Дух, если ты здесь, проявись как-нибудь. Мгновение... Стол задрожал и стал

рваться из-под рук. Сережа кое-как его угомонил, и опять наступила тишина.

— Пусть какой-нибудь предмет пролетит по комнате, если ты здесь, — сказал наш

медиум. И через комнату тотчас же в угол полетела, шурша, книга. Атмосфера

накалялась. Через минуту раздался крик Вани Никитинского:

— Дайте свет! Он гладил меня по голове! Свет!

— Ай! И меня тоже!

Теперь уж кричал кто-то из женщин:

— Сережа, скажи, чтобы он меня не трогал!

Дух вынул из Жениной прически шпильку и бросил ее на стол. Одну и другую.

Вскрикивали то здесь, то тут. Зажгли лампу. Все были взъерошенные и взволнованные.

Делились своими ощущениями. Медиум торжествовал: сеанс удался на славу. Все же

раздавались скептические возражения, правда, довольно слабые.

Наутро обсуждение продолжалось. Ленка Понсова сказала:

— Это не дача, а черт знает что! Сегодня же стираю (мимическая сцена), завтра

глажу (еще одна сцена) и иду по шпалам в Москву (самое смешное представление).

Утром же в коридоре наша „правдолюбка" Леночка Никитинская настигла Петю

Васильева и стала его допытывать, не имеет ли он отношения к вчерашнему проявлению

духа.

— Что вы, Елена Яковлевна?

56


Но она настаивала:

— Дайте слово, Петя!

— Даю слово!

— Клянитесь бабушкой (единственно, кого она знала из семьи Васильевых).

И тут раздался жирный фальшивый Петькин голос:

— Клянусь бабушкой!

Мы с М. А. потом долго, когда подвирали, клялись бабушкой...

Волнение не угасало. Меня вызвала к себе хозяйка дома Лидия Митрофановна и

спросила, что же все-таки происходит.

Отвечать мне пока было нечего.

Второй сеанс состоялся с участием вахтанговцев, которые, хоть и пожимали

плечами, но все же снизошли. Явления повторялись, но вот на стол полетели редиски,

которые подавались на ужин. Таким образом проявилась прямая связь между духом

бесплотным и пищей телесной... Дальше я невольно подслушала разговор двух

заговорщиков — Маки и Пети:

— Зачем же вы, Петька, черт собачий, редиску на стол кидали?

— Да я что под руку попалось, Мака, — оправдывался тот.

— А! Я так и знала, что это вы жульничали.

29


Они оба остановились, и М. А. пытался меня подкупить (не очень-то щедро: он

предлагал мне три рубля за молчание) . Но я вела себя как неподкупный Робеспьер и

требовала только разоблачений. Дело было просто. Петр садился рядом с М. А. и

освобождал его правую руку, в то же время освобождая свою левую. Заранее под пиджак

Мака прятал согнутый на конце прут. Им-то он и гладил лысые и нелысые головы, наводя

ужас на участников сеанса.

— Если бы у меня были черные перчатки, — сказал он мне позже, — я бы всех

вас с ума свел...

Мирное наше житье нарушили слухи, что „пошаливают" бежавшие из ближайшего

лагеря уголовники. И действительно, слухи печально подтвердились: недалеко от Пети

была вырезана целая семья из пяти человек. Позже застрелили аптекаря в поселке при

станции Крюково.

57


Как-то ночью, когда почти все в доме легли спать, с соседней дачи раздался

женский крик:

— Караул! Помогите! Помогите!

Поднялась страшная суматоха. Все выскочили кто в чем был. Жорж выбежал с

ружьем и пальнул несколько раз в пространство. Мои подопечные собаки, Вертушка и

Буян, дрожа, спрятались на террасе под стол.

У Никитинских Сережа лежал в постели, но еще не спал. Лена спросила:

— Сережа, ты слышал? Он ответил:

— Да. Я читаю „Анну Каренину".

Ваня встал на защиту своей семьи у двери на лестницу. Он стоял в одних

„исподних", в пальто, с кепкой на голове. В руках он держал тяжелый канделябр.

Несмотря на тревожную обстановку — кто-то кричит, кто-то бежит, кто-то палит из

ружья, у меня ноги от смеха так и подкосились, глядя на этого рыцаря в подштанниках!

К счастью, на даче ночевал Петя, который с револьвером и отправился в соседний

дом. Никаких бандитов там не оказалось. Просто с крыши спрыгнула кошка на другую

крышу, пониже. Пробегая по кровельному железу, она, конечно, произвела шум,

подчеркнутый и усиленный еще ночной тишиной, но натянутые нервы обитательниц дома

не выдержали. Наутро все друг над другом смеялись, изображая в лицах все

происшествие. И опять зажили тихо, наслаждаясь летом. Оно стояло чудное — ясное и

благоуханное.

Мы все, кто еще жив, помним крюковское житье. Секрет долгой жизни этих

воспоминаний заключается в необыкновенно доброжелательной атмосфере тех дней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное