сказать трудно, думаю, что Сереже Топленинову. Во всяком случае М. А. горячо
поддержал это предложение. Уселись за круглый стол, положили руки на столешницу,
образовав цепь, затем избрали ведущего для общения с духом — Сережу Топленинова.
Свет потушили. Наступила темнота и тишина, среди которой раздался торжественный и
слегка загробный голос Сережи:
— Дух, если ты здесь, проявись как-нибудь. Мгновение... Стол задрожал и стал
рваться из-под рук. Сережа кое-как его угомонил, и опять наступила тишина.
— Пусть какой-нибудь предмет пролетит по комнате, если ты здесь, — сказал наш
медиум. И через комнату тотчас же в угол полетела, шурша, книга. Атмосфера
накалялась. Через минуту раздался крик Вани Никитинского:
— Дайте свет! Он гладил меня по голове! Свет!
— Ай! И меня тоже!
Теперь уж кричал кто-то из женщин:
— Сережа, скажи, чтобы он меня не трогал!
Дух вынул из Жениной прически шпильку и бросил ее на стол. Одну и другую.
Вскрикивали то здесь, то тут. Зажгли лампу. Все были взъерошенные и взволнованные.
Делились своими ощущениями. Медиум торжествовал: сеанс удался на славу. Все же
раздавались скептические возражения, правда, довольно слабые.
Наутро обсуждение продолжалось. Ленка Понсова сказала:
— Это не дача, а черт знает что! Сегодня же стираю (мимическая сцена), завтра
глажу (еще одна сцена) и иду по шпалам в Москву (самое смешное представление).
Утром же в коридоре наша „правдолюбка" Леночка Никитинская настигла Петю
Васильева и стала его допытывать, не имеет ли он отношения к вчерашнему проявлению
духа.
— Что вы, Елена Яковлевна?
56
Но она настаивала:
— Дайте слово, Петя!
— Даю слово!
— Клянитесь бабушкой (единственно, кого она знала из семьи Васильевых).
И тут раздался жирный фальшивый Петькин голос:
— Клянусь бабушкой!
Мы с М. А. потом долго, когда подвирали, клялись бабушкой...
Волнение не угасало. Меня вызвала к себе хозяйка дома Лидия Митрофановна и
спросила, что же все-таки происходит.
Отвечать мне пока было нечего.
Второй сеанс состоялся с участием вахтанговцев, которые, хоть и пожимали
плечами, но все же снизошли. Явления повторялись, но вот на стол полетели редиски,
которые подавались на ужин. Таким образом проявилась прямая связь между духом
бесплотным и пищей телесной... Дальше я невольно подслушала разговор двух
заговорщиков — Маки и Пети:
— Зачем же вы, Петька, черт собачий, редиску на стол кидали?
— Да я что под руку попалось, Мака, — оправдывался тот.
— А! Я так и знала, что это вы жульничали.
29
Они оба остановились, и М. А. пытался меня подкупить (не очень-то щедро: он
предлагал мне три рубля за молчание) . Но я вела себя как неподкупный Робеспьер и
требовала только разоблачений. Дело было просто. Петр садился рядом с М. А. и
освобождал его правую руку, в то же время освобождая свою левую. Заранее под пиджак
Мака прятал согнутый на конце прут. Им-то он и гладил лысые и нелысые головы, наводя
ужас на участников сеанса.
— Если бы у меня были черные перчатки, — сказал он мне позже, — я бы всех
вас с ума свел...
Мирное наше житье нарушили слухи, что „пошаливают" бежавшие из ближайшего
лагеря уголовники. И действительно, слухи печально подтвердились: недалеко от Пети
была вырезана целая семья из пяти человек. Позже застрелили аптекаря в поселке при
станции Крюково.
57
Как-то ночью, когда почти все в доме легли спать, с соседней дачи раздался
женский крик:
— Караул! Помогите! Помогите!
Поднялась страшная суматоха. Все выскочили кто в чем был. Жорж выбежал с
ружьем и пальнул несколько раз в пространство. Мои подопечные собаки, Вертушка и
Буян, дрожа, спрятались на террасе под стол.
У Никитинских Сережа лежал в постели, но еще не спал. Лена спросила:
— Сережа, ты слышал? Он ответил:
— Да. Я читаю „Анну Каренину".
Ваня встал на защиту своей семьи у двери на лестницу. Он стоял в одних
„исподних", в пальто, с кепкой на голове. В руках он держал тяжелый канделябр.
Несмотря на тревожную обстановку — кто-то кричит, кто-то бежит, кто-то палит из
ружья, у меня ноги от смеха так и подкосились, глядя на этого рыцаря в подштанниках!
К счастью, на даче ночевал Петя, который с револьвером и отправился в соседний
дом. Никаких бандитов там не оказалось. Просто с крыши спрыгнула кошка на другую
крышу, пониже. Пробегая по кровельному железу, она, конечно, произвела шум,
подчеркнутый и усиленный еще ночной тишиной, но натянутые нервы обитательниц дома
не выдержали. Наутро все друг над другом смеялись, изображая в лицах все
происшествие. И опять зажили тихо, наслаждаясь летом. Оно стояло чудное — ясное и
благоуханное.
Мы все, кто еще жив, помним крюковское житье. Секрет долгой жизни этих
воспоминаний заключается в необыкновенно доброжелательной атмосфере тех дней.