О моей жизни

После смерти епископа Гальдрика духовенство начало обращаться к королю по поводу избрания нового епископа. Безо всяких выборов король назначил им одного декана из Орлеана.[474] Так произошло из-за того, что канцлер короля Этьен, который не мог быть епископом, добивался должности декана в Орлеане, и, заполучив епископство для декана, он приобрёл деканат для себя.[475] И когда во время церемонии посвящения того декана стали гадать о его будущем, то открыли пустую страницу, словно это означало: «Я не буду ничего пророчествовать о нём, ибо он почти ничего не совершит». Несколько месяцев спустя он умер. Всё же он успел перестроить часть епископского дворца.

После того как он умер, избрали другого человека, в соответствии с законом и против его воли.[476] Я говорю «в соответствии с законом» в отношении него, поскольку он занял должность, ничего не заплатив ради неё и не ввязываясь в симонию. И всё же попавшийся ему во время прорицания стих из Евангелия прозвучал жёстко: «И Тебе Самой оружие пройдёт душу»[477], — ибо он же попался и Гальдрику. Бог видел, что ему угрожает неудача.

Перед тем как перейти к другим событиям, следует сказать, что Тьего, предатель и убийца епископа, был схвачен рыцарями Ангеррана и отправлен на виселицу через два года после совершённого убийства. Его схватили во время Великого поста, после того как он наелся и напился почти до рвоты. Выпятив пузо и поглаживая его руками, он бахвалился перед несколькими присутствующими, что наполнился славой Божьей, о чём грешно говорить. Будучи схвачен и ввергнут в темницу, он не просил прощения ни у Бога, ни у человека, и даже приговорённый к казни не сказал никому ничего, умерев в том же безразличии к Богу, в каком жил. Теперь же позвольте мне вернуться к тому, что я пропустил.

Томас, заключивший союз с ненавистной коммуной, поддерживал мерзких душегубов, сначала убийц Жерара, а затем — епископа, своего господина и родственника.[478] Поскольку его злоба неописуемо возрастала, его постоянно проклинали все архиепископы и епископы не только на соборах, синодах и при королевском дворе, но каждое воскресенье в каждом приходе и епархии. Его мачеха, та женщина, которой греховно овладел Ангерран, имела душу более жестокую, чем дикая медведица. Видя, что Томас становится в некотором роде её соперником, она побудила Ангеррана отринуть отеческую любовь к нему и даже отказаться от звания отца. Сперва она начала с помощью женского коварства пытаться лишить его прав и выказывала себя его врагом, а затем, как сказал комедиограф, стала делать из дурака безумца[479]. День ото дня погрязая во всё худших грехах, его рассудок становился обуян такой яростью, что он наслаждался убийствами словно дикий зверь, объявляя их справедливыми и законными. Поскольку он был незаконно лишён наследства распутной женщиной, как это действительно было, то со своими приспешниками полагал, что может позволить себе устраивать массовую резню. Постоянно меняющимися замыслами та беспощадная женщина постоянно находила врагов и подставляла их ему для уничтожения; с другой стороны, сам Томас никогда не знал отдыха в непрерывном стремлении к грабежам, поджогам и убийствам, направленным против Ангеррана. В наши дни нельзя встретить двух других людей, которые совместными усилиями породили бы повсеместно столько зла по одному единственному поводу. И если он был огнём, то её следовало бы называть маслом.

Действительно, нрав каждого из них был таков, что, насладившись похотливым деянием, если предоставлялся случай, они тут же переходили к не меньшей или даже большей жестокости. Поскольку законы брака никогда не ограничивали его, его жёны не могли удержать его от соперничающих блудниц и чужих тел. Что ещё сказать? Поскольку его мачеха ежедневно новыми замыслами подстрекала его, и он не мог утолить свою ярость убийствами невинных — настолько сильную, что однажды он ослепил десятерых человек, которым вскоре было суждено умереть — вышло так, что, утомившись, они на мгновение заключили перемирие, но вскоре, после того как женщина снова разбередила старые раны, они вновь разразились обоюдными побоищами.