О первых началах

Однако каким образом от этого начала обособляется то, что происходит от него, в то время как оно само порождается? А как от единого отделяется многое? Да ведь это и было изначальным предметом апории. Скорее всего, подобное происходит потому, что начало, будучи всем, оказывается и выходом за свои пределы, и ухудшением, и разделением, ибо каждая из этих вещей является чем-то среди всего. Стало быть, оно производит на свет, скажем, сущность, жизнь и ум и точно так же одновременно с ними порождает и ухудшение, и разделение, и выход за свои пределы, и вообще все то, что имеет отношение к инаковости. Ведь и последняя вычленяется наряду со всем другим, и, значит, за разделяющимися вещами следует разделение, за появляющимися на свет — выход за свои пределы, а за ухудшающимися — ухудшение. Следовательно, возникновение в раздельности происходит не случайным образом — напротив, порождающая причина одновременно и разделяет, и созидает само разделение.

9. Разрешение шестой апории

92. В ответ на вторую от конца апорию мы скажем, что, с одной стороны, единство оказывается вещью одного порядка с раздельностью и вместе они соответственно занимают равное положение. С другой же — единство выступает как единая слаженность этой самой антитезы в целом, каковой предстает диада. Однако существует и более важное единство, нежели даже это, а именно то, которое соединяет между собой все подобные вещи, выступающие в качестве монад, и которое само является монадой всех монад и самого целого и однородного числа, а также единым видом, в котором сочетаются все виды. Прежде него необходимо мыслить единство простого целого, в котором содержатся простые части, а до него, конечно же, единство состоящего из стихий, оказывающееся слиянием всех соответствующих стихий, а также выступающее как объединенная сущность, поскольку именно она сопутствует подобному единству; это единичная сущность. Среди всего перечисленного мы указали на единое и наиважнейшее единство, соответствующее единому сущему и предшествующее обоим названным, каковое в первую очередь мы и воспеваем как объединенное. Так вот, все пребывает в нем, так что в нем и раздельность, как и все остальное, существует в качестве единства и уже от него происходит и благодаря ему возникает разделенное.

Так по какой же причине, иной по сравнению с единством, возникло объединенное, подобно тому как разделенное образовалось вследствие раздельности, а также каким образом появились они оба вместе взятые? Скорее всего вследствие преобладания: вверху властвует единство, а внизу — раздельность. Потому вверху существует и раздельность, так что высшее оказывается разделенным, хотя и в наименьшей степени. Однако ведь имеются места, где в равной мере властвует и то, и другое, как, например, там, где есть и тождественность, и инаковость, а также и покой, и движение, ибо в этом случае они появляются вместе[889]. Следовательно, для этих самых единства и раздельности существует и иное обозначение, при том, что они некоторым образом противостоят друг другу, конечно же не занимая равного положения, но выступая как причина и причинно обусловленное. Впрочем, лучше сказать так: мы мыслим определенное и даем наименование в числе прочего и единству и раздельности и тем самым как-то проясняем для себя и неопределенное. Итак, мы вовсе не создаем вид объединенного на основании единства, так же как и полной раздельности, соответствующей делению на части. Ведь ум — это одновременно и объединенное, и разделенное, и в том же отношении, какое одна его часть образует с другой, находится сущность как объединенное с целостным умом как разделенным или, вообще говоря, как предшествующее единому и сущему объединенное — с составным единым и сущим. Помимо этого, мы пользуемся именами, принадлежащими определенному, либо самими по себе, либо в качестве связки, желая объяснить хоть что-то, касающееся совершенно неопределенных предметов, ни мысленным образом, ни членораздельным именем которых по причине совершенной расчлененности нашего мышления мы не обладаем. В самом деле, если бы мы намеревались уловить хоть какой-то след этой самой соединенной природы, нам необходимо было бы собрать все наши умозрительные представления вместе, в единое сверхумозрение (μετάνόημα), единую вершину всех умственных образов[890].

10. Разрешение пятой апории