О первых началах

Так, стало быть, оно все-таки производит на свет нечто? Да ведь именно в этом и заключается его действие, действию предшествует способность к нему, а ему, в свою очередь, наличное бытие[294]. Пожалуй, это, скорее, даже и не способность и тем более не действие — ведь по самому своему определению они в каком-то смысле отделяются друг от друга. Так что же, стало быть, тому, что совершенно неразличимо, не подобает ни наличествовать, ни мочь, ни действовать? Скорее всего, в том смысле, в котором мы об этом говорим, все это ему не присуще. Подобно тому как в силу множества вышеназванных причин слово «единое», пусть даже оно и не полностью соответствует ему, мы тем не менее связываем с ним и к тому же соотносим в паре с ним слово «все»,— так же мы могли бы, пожалуй, приписать ему и действие, способность и бытие как некое единство трех вещей, неотделимых друг от друга. В самом деле, единое созидает вовсе не благодаря бытию, как можно было бы предположить, так как вот это самое созидание определено как противоположное иным; кроме того, отнюдь не получается так, что все остальное существует, поскольку существует оно,— ибо тогда, коль скоро оно не производит на свет это самое остальное, оно не будет причиной ни для чего; однако в качестве простоты, движущей все и предшествующей действию, способности и наличному бытию, оно тем не менее является причиной всего.

А разве причина вообще не обособлена от обусловленных ею вещей? Пожалуй, причинствующее и вслед за ним причинно обусловленное обозначаются так на основании некой определяющей причины, какова бы она ни была; единое же всего лишь нисходит ко всему, и даже если оно и является причинствующим, то как таковое содержится среди всего, а значит, и все то, что им причинно обусловлено, таково, поскольку оно заключено во всем. Высшее же единое стоит превыше всего не как причина и не как соотнесенное с причинно обусловленным, но — в простоте и неопределенности — как всеединое всего.

9. Апория, связанная со взаимной определенностью единого и всего

Стало быть, не получает ли тем самым единое определение как «вот такое» среди «не такого»? Однако, даже если то, что следует за ним, и выделилось из него, эта выделенность возникает вовсе не благодаря ему — напротив, появившееся на свет выделило из него самое себя, подобно тому как человек, закрывший глаза, разлучил себя с Солнцем, несмотря на то, что последнее с ним не рассталось[295]. Но что же является причиной разделения, если единое в таковом качестве не выступает ? в самом деле, конечно же, такая причина — не все, поскольку последнее уже пребывает в разобщенности. Скорее всего, это нечто из происходящего от единого, то, что могло бы быть выявлено при посредстве соответствующего рассуждения. Стало быть, именно вот это нечто первым отделило от единого самое себя, а затем и все остальное. Итак, пусть оно будет первым отделяющимся и начинающим свое собственное действие благодаря самому себе и по причине себя самого; тем не менее оно все-таки отделяется, причем, что очевидно, это самое отделяющееся отделяется от отделяющегося. Однако, вероятно, в этом нет необходимости — ведь и те, кто закрывает глаза, обособляются от Солнца, в то время как последнее от них не обособляется; и Солнце заходит, в то время как бог присутствует повсюду; и мы в силу своей неспособности жить расстаемся с жизнью; и, в свою очередь, эйдос отделен от материи, которая не обладает отдельностью, ибо последняя есть некий эйдос, а другим эйдосом, как говорят, будет тот, который связан с материей, не являющейся ему иной[296]; и изображение подобно своему образцу, который сам не подобен своему изображению. Впрочем, последнее суждение, пожалуй, небезошибочно; ведь, в соответствии с ним, чем меньше сходство изображения с его образцом, тем больше сходство образца с его изображением. Видимо, подобие того, что относится к одному чину, равным образом связано со взаимной обратимостью, подобие же лучшего и худшего также взаимно обратимо, но лишь в связи с превосходством и недостатком. Итак, если изображение похоже на свой образец не на равных основаниях, а в связи с неким недостатком, то что препятствует и образцу быть похожим на изображение, но в некоем превосходстве? Если же изображение подобно своему образцу, потому что уподобляется ему, то ведь и образец делает изображение подобным себе и в результате сам оказывается подобным ему. Однако все это, пожалуй, имеет отношение к иному ряду рассуждений — к тем, которые посвящены гармонии[297].