О том, что умопостигаемое обретает сущность в едином и вокруг единого, многократно сообщает и Ямвлих[473]
. Подобно тому как единое не является вот этим определенным единым, а равным образом и тем, к которому как к чему-то определенному из всего обращается наша мысль, но пребывает как наглядное представление единого, превышающего его, каковое возводит нас к предшествующему всему, оказывающемуся единой и простой природой всего, точно так же и то, что происходит от него, возникает и существует вокруг него, не будучи чем-либо из многого, объединенным с чем-то или же тем, что зримо всего лишь как бытие, но пребывает в виде наглядного представления, причем в таковом качестве связавшего все вместе и самопроизвольно сделавшего все предшествующим всему, отделяющемуся от того, о чем уже было много раз сказано. Кроме того, мы называем сущим и все существующие вещи, и в таком смысле вышеназванное сущее предшествует всему. Если же все сущие вещи происходят от единого сущего, значит, и то сущее — тоже от него, поскольку оно само включено в него. В самом деле, совокупное не имеет собственного имени потому, что всякое имя разделяет и вряд ли может обозначить единое своеобразие подобно тому, как это происходит и с определением. От существующих же вещей необходимо совершить восхождение к единой вершине всего: к единичной — от разделенных генад и к сущностной — от сущностей.3. Эманация объединенного в качестве сущего
60. Ну что же, давайте теперь рассмотрим, как у нас из первых двух начал на свет появляется третье,— но в качестве сущего. В самом деле, выше мы доказывали, что объединенное есть единое и многое. Почему же сущее возникло первым, причем обрело наличествова-ние именно такое сущее, которое было сплочено с бытием? Из двух предшествующих начал каждое ускользало в небытие, и в особенности второе, которое устремлялось в зияние множества, словно растекшееся в беспредельности и бессильное остановиться на чем бы то ни было, причем неуловимым оно оказывалось в первую очередь из-за своей тоски по природе беспредельного[474]
; первое же начало обращается к простоте и неделимости единого, не желая быть ничем, кроме этого самого единого, столь сильно, что даже слова «быть» и «желая» к нему неприменимы. Потому-то именно третье начало, возникнув и взалкав наличествования[475], предстало как начало сущего, вследствие которого все возникающее оказывается не только единым и не только многим, а становится единым и многим или, вернее, объединенным и множественным, для обозначения чего достаточно и слова «объединенное», поскольку оно содержит в себе некую явленность также и множественного. В самом деле, в третьем начале единое не осталось бесстрастным перед лицом многого, но в своей соотнесенности с многим было как-то разделено, а многое не сохранило собственного беспредельного растекания, но оказалось воссоединено силой вечно ограничивающей его пределом божественной необходимости, принадлежащей единому. Из них обоих и возникло объединенное, а сущее обрело свои свойства как их сочетание и ипостась.Кроме того, имеет место и другое: многому по природе свойственно производить на свет разделенное, а единому — соединять его в единство. Так вот, подобно тому как второе начало следует непосредственно за первым, многое, появляясь на свет, прежде всего возникает подле единого как то, что происходит от него и подчиняется ему, и то, что связуется и призывается к единению, поскольку само второе начало заключено в первом. Следовательно, то, что возникает из них обоих, не есть ни только единое, ни только многое, но единое и многое вместе взятые. Его-то мы и называем сущим, вышедшим за пределы как единого, так и многого и сделавшимся вслед за ними другим, третьим, которое собственного имени не имеет,— ибо и при обращении к началам их собственных имен не упоминают[476]
. Подобно тому как тем началам ради их наглядного представления присваиваются имена, принадлежащие последующему и определенному, так и третье начало прославляется как сущность и сущее, поскольку оно — это первое объединенное, единое и многое, каковыми можно представить себе каждую сущую вещь.