О поэтах и поэзии

Она была актриса, вдова сталинского сокола Анатолия Серова, красавца-летчика, погибшего в тридцать девятом. Они были идеальной, классической советской парой: молодая артистка театра рабочей молодежи (тогда ТРАМ, впоследствии Ленком) – и комбриг; сталинская элита в чистом виде. Симонов влюбился, когда она репетировала в его пьесе «История одной любви». Это о ней – в пьесе ее зовут Варей – он думал, когда писал вторую свою пьесу, «Парня из нашего города», где, в общем, угадываются некоторые приметы ее недолгой жизни с Серовым; она и замужем пробыла меньше года. Играть в этой пьесе она отказалась – все случилось слишком недавно. Симонов штурмовал ее долго и упорно, довольно быстро добился согласия, но любви, кажется, не добился никогда. Не зря у него сказано – «Злую, ветреную, колючую, / Хоть нена´долго, да мою, / Ту, что нас на земле помучила / И не даст нам скучать в раю».

Такое чудо в русской поэзии XX века случалось дважды – главная книга стихов о русской революции, где почти ни слова нет о революции, и главная книга военной лирики, где военных примет очень много, но главная героиня там все-таки не война. Пастернак написал «Сестру мою жизнь» о другой трагической девушке, только что потерявшей красавца-жениха, – о Елене Виноград, чей жених Сергей Листопадов, пасынок Шестова, был убит в пятнадцатом году. Он и сам считал «Сестру» Божьим подарком, ибо книга явилась через него, а не благодаря ему. В ее фабуле – вся история русской революции, короткой русской свободы: влюбленность, взаимность, стремительное охлаждение, осень, разрыв, ужасная зима восемнадцатого. Россия достается поэту ненадолго – ее вечно отбирают какие-то другие люди, которые себе, конечно, кажутся очень надежными, да и ей тоже, но про настоящую любовь им мало что известно.

А фабула книги «С тобой и без тебя» – другая, хотя она тоже про Россию. Это книга о том, как мальчик влюбляется в девочку, «злую, ветреную, колючую», но когда они только познакомились – он еще для нее молод, ничего еще не сделал. Правда, к своим двадцати пяти годам Симонов был женат вторым браком – он рано и бурно начал, – написал несколько знаменитых поэм и осваивал драматургию, но любят не за это. Он был еще человеком без судьбы, блестящие успехи могли помочь на первых порах, годились для романа, а не для брака; чтобы заслужить девочку, надо было пойти на войну. Симонов написал об этом одно из самых горьких и откровенных любовных стихов в русской поэзии: «Ты говорила мне «Люблю», но это по ночам, сквозь зубы, а утром горькое «терплю» едва удерживали губы… Я знал тебя, ты не лгала, ты полюбить меня хотела. Ты только ночью лгать могла, когда душою правит тело. И вот вокзал, отъезд, перрон, где и обняться-то нет места, и дачный клязьминский вагон, в котором ехать мне до Бреста… Чтоб с теми, в темноте, в хмелю, не спутал прежними словами – ты вдруг сказала мне «Люблю» почти спокойными губами». Мальчик на войне становится другим, и когда он приходит – девочка его уже любит… а он уже нет. Он такого навидался, такое понял, что ему не нужно прежнее: вот одна из самых жутких фабул в мировой литературе, да чего там, и в жизни. Но это так, хотя литература и кино не очень любят об этом говорить. Луконин сказал еще в сороковом: «Когда на войну уходят безнадежно влюбленными – назад приходят любимыми». Но им, тогдашним, нужно уже не это. Один Платонов, пожалуй, смог прикоснуться к этой тайне. Ну и Симонов отчасти.

Очарование Серовой ярче и достоверней всего в фильме «Жди меня», и не там, где она играет достаточно шаблонные любовные сцены, а там, где в одиночестве поет: «Хороша я, хороша, плохо я одета, никто замуж не берет девушку за это». И, конечно, она осталась в стихах – прежде всего в «Хозяйке дома». Симонов в своей военной лирике целомудренно удерживается от того, чтобы показывать ужасы войны, да его стих и не выдержит этого – он не Слуцкий, у которого, по словам друга-соперника Самойлова, были на хриплой лире «струны из воловьих жил». Виктор Астафьев как-то сказал автору этих строк – с насмешкой, впрочем, вполне добродушной, – что войну, по Симонову, выиграли генералы и военные корреспонденты; но Симонов и сам это признавал, завещав тому же Астафьеву написать солдатскую правду о войне. Симоновская война страшна, но не запредельна. Главное на ней – героизм и товарищество, а не жестокость, страх и нечеловеческая усталость. Понятно, что такая война нравилась и Сталину, и другим читателям, пониже рангом. А почему Сталин любил Симонова – так это понятно: вкус-то у него был. Не такой, конечно, вкус, чтобы оценить Заболоцкого или Мандельштама, но на Симонова хватало.