О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Теперь, в сельском уединении Михайловского, он как бы отдыхал душою от прошедшего и, совершенно оправившись в здоровье, снова занялся поэтическим трудом своим. Большая часть Руслана и Людмилы написана, если мы не ошибаемся, летом 1818 года, в Михайловском[268]. Как известно, Пушкин начал это произведение ещё в Лицее, и говорят, какие-то стихи из Руслана и Людмилы долго сохранялись на стенах лицейского карцера. Из одного отрывка, уцелевшего от его лицейских мемуаров, оказывается, что ещё в декабре 1815 года он намеревался писать ироическую поэму: Игорь и Ольга. Г. Анненков высказывает предположение, что мысль такой поэмы внушена была Пушкину Жуковским, который в то время задумывал поэму Ольга, в подражание Вальтер-Скоттовой Деве Озера. Кажется, что это предположение может быть в равной степени отнесено и к Руслану и Людмиле. Вообще мысль о поэме, которая содержание своё заимствовала бы из древней Русской истории и русского быта, была в то время в большом ходу. Покойный граф Ударов советовал Жуковскому написать поэму из нашей истории; Батюшков публично вызывал его к тому[269]. Ещё гораздо раньше Жуковский действительно имел намерение приняться за поэму Владимир, о чём много говорили в то время[270]. Ещё в начале 1814 года в послании своём к Воейкову он набросал некоторые черты будущей поэмы. Развить их в большое и цельное произведение Жуковский, по всему вероятию, предоставил молодому другу своему.

Осенью 1818 года Пушкин привёз в Петербург уже почти готовую поэму. По крайней мере вчерне она была, вероятно, вся написана. Оставался только труд окончательной отделки, которым и занялся он в последние месяцы этого года. Поэма быстро подвигалась к окончанию, и Пушкин прочитывал песню за песнею на вечерах у Жуковского.

По возвращении своём из деревни Пушкин нашёл в Петербурге Жуковского, с которым не видался около года и который, получив от Императрицы Марии Фёдоровны лестное поручение преподавать русский язык Августейшей её невестке, жил до того времени в Москве, при Высочайшем Дворе. Однако сношения между поэтами продолжались, оставив живой след в тогдашней поэтической деятельности Пушкина. В 1817 году, в Москве при августовской книжке Вестника Европы появился портрет Жуковского[271], и Пушкин сочинил известную надпись к нему, которая доселе заключает в себе и лучшую похвалу, и лучшую оценку поэзии Жуковского[272].

Его стихов пленительная сладость…

Жуковский печатал в Москве прелестные переводы свои с немецкого, выдавая их, вместе с подлинниками, отдельными тетрадками, которые носили название: Для немногих (Für Wenige). Они, вероятно, были посланы к Пушкину в Петербург и дали ему повод написать послание к Жуковскому, где выражено глубокое уважение к независимости и самостоятельности поэтического дарования его[273].

Дружба двух поэтов особенно утвердилась с той поры, как они снова свиделись, осенью 1818 года. Эта дружба, уже никогда не ослабевавшая, не изменяемая никакими обстоятельствами, была для Пушкина драгоценна во всех отношениях. Недаром он называл Жуковского пестуном и хранителем своей музы[274]. Жуковский прощал молодому другу своему все его увлечения и шалости и, по свидетельству современников, баловал Пушкина. Последнему приписывали какую-то эпиграмму на него; но чего ему не приписывали? Пародии Двенадцати Спящих Дев в IV песне Руслана и белых стихов Жуковского[275] были только шуткою, которой сам Жуковский сердечно радовался. Про первую из них Пушкин, однако, писал впоследствии: «За пародию Двенадцати Спящих Дев можно было меня пожурить порядком, как за недостаток эстетического чувства. Непростительно было (особенно в мои лета) пародировать, в угождение черни, девственное поэтическое создание»[276].