О скупости и связанных с ней вещах. Тема и вариации

Для подлинной и полной реабилитации Шейлока пришлось ждать Генри Ирвинга, впервые выступившего в этой роли 1 ноября 1879 года и ставшего Шейлоком до конца века, тем, кого видели Шоу, Генри Джеймс и другие. Его Шейлок считался большим заступником толерантности, став поистине положительным персонажем, так сказать, борцом за права всех угнетенных. Таким образом, замкнулся круг, начавшийся во времена Просвещения с карикатуры и жестокого осмеяния, продолжившийся фигурой радикального зла вплоть до Французской революции, демострировавший переворот в эпоху романтизма и завершившийся возвещением гуманности и терпимости вплоть до Первой мировой войны. Но в Германии этому как контрапункт и провозгласитель новой эпохи в период «дела Дрейфуса» противостоял Бассерман. Снова Шейлок предстал в качестве дьявольского и зловещего властителя дум, который предупреждает о другого рода революции и другого рода воплощении абсолютного зла.

Эта новая история Шейлока сгущается в парадокс. «Венецианский купец» становится самым популярным произведением нацизма. Уже в год прихода к власти Гитлера в Германии готовят двадцать постановок, за которыми в 1934–1939 годах последовало еще тридцать. Самым популярным Шейлоком становится Вернер Краус, учившийся актерскому ремеслу у Макса Рейнхардта в Берлине (где, к слову сказать, в роли слуги Шейлока выступал также Эрнст Любич, вынужденный из-за своего еврейского происхождения бежать в Америку, и в своем лучшем фильме «Быть или не быть», кинокомедии, отстоящей от других почти как отдельная категория, уделил ключевое место монологу Шейлока). В то же время, и это вторая часть парадокса, «Венецианский купец» пережил свои первые постановки в Израиле. Первый перевод на иврит в 1929 году, первая постановка на иврите в действительно подходящий исторический момент – в 1936 году в Тель-Авиве[99]. Шейлок в Израиле всегда пользовался популярностью, став даже своеобразным народным героем. После войны, правда, должно было пройти немало времени, прежде чем кто-то решился поставить пьесу; это произошло с большим успехом в 1959-м и многократно в дальнейшем. В 1972 году в Тель-Авиве Шейлок даже был впервые изображен на сцене как злодей. Всё вместе – еврейско-нацистский заговор? Еще одно доказательство шекспировского гения следует видеть в том, что ему удалось создать фигуру, которая одинаково воодушевляла нацистов и евреев.

Еврейское восхищение Шейлоком наилучшим образом сосредоточивает в себе Гейне, этот иудей, который, вопреки принятию христианства (которое он с присущей ему иронией назвал «ценой за вступление в европейскую цивилизацию»), зачастую считался евреем немецкой литературы, что не редко имело антисемитские обертоны, – этой фигурой которого мы завершим наш очень быстрый смотр. Тот самый Гейне, который во время своего четвертьвекового изгнания в Париже с одинаковым воодушевлением вел дружбу с двумя другими известными евреями, Марксом и Ротшильдом, выступал то как поэт предчувствия пролетарской революции, то видел свое призвание в союзе с «прогрессивным» капиталом и «прогрессивной» литературой[100]. Если мы ищем невозможное пересечение между Марксом и Ротшильдом, то найдем его в Гейне. Тот в 1828 году на Йом-кипур, иудейский день покаяния, ищет по Венеции Шейлока, того самого мужа, который поселился здесь намного основательнее, чем толпа реальных исторических лиц, которых в этом городе можно встретить на каждом шагу: Шейлок, «который все еще жив, а те давно истлели в могилах» [Гейне 1958: 393]. Гейне, например, мог бы ему рассказать о чем-то, что его наверняка бы порадовало, «например, о том, что его родственник, г-н фон Шейлок парижский (то есть Ротшильд), стал самым могущественным бароном христианского мира и получил от его католического величества тот самый орден Изабеллы, который был некогда учрежден в память славного изгнания мавров и евреев из Испании» [Там же]. Не найдя его на Риальто и вообще нигде, он идет искать его в гетто, в то первое и изначальное гетто – в синагогу, которая в этот день набита битком, хотя сообщество евреев в ней похоже на сообщество духов.