О скупости и связанных с ней вещах. Тема и вариации

Приходят все, многие персонажи «Человеческой комедии» окажутся в его доме, они приходят, так как пути циркуляции желания и страсти в бальзаковском универсуме обязательно и неразрешимо переплетаются с циркуляцией денег. В природе страсти все переходит меру, меру имущества и владения, так что достигает области эксцесса без прикрытия и, напоследок, тем или иным путем касается того последнего объекта желания, который сгущает в себе их все. Страсть рано или поздно нуждается в ростовщике, и ростовщик живет от страсти других, берет с них за их чрезмерность[106]. «Плати за всю эту роскошь, плати за свой титул, плати за свое счастье, за все исключительные преимущества, которыми ты пользуешься» [Там же]. Гобсек как исповедник, к которому все приходят исповедаться в своей греховной жизни, однако исповедник, который не прощает, который смотрит на них безжалостным взглядом и без милости. И даже если временами он и поступает иначе, если из каприза проявляет нечаянные признаки человечности, это еще больше упрочивает его положение: в его руках судьба других и сила, чтобы их погубить или спасти.

Тут и мерзкие язвы, и неутешное горе, тут любовные страсти, нищета, которую подстерегают воды Сены, наслаждение юноши – роковые ступени, ведущие к эшафоту, смех отчаяния и пышные празднества. <…> Великолепные актеры! И дают они представление для меня одного! Но обмануть меня им никогда не удается. У меня взор, как у господа бога: я читаю в сердцах. От меня ничто не укроется

[Там же].

Со своей привилегированной точки зрения, абсолютно внешней и абсолютно внутренней, он смотрит на этот театр, на эту человеческую комедию, наблюдает за жизнью как за романом[107].

Гобсек вне общества, но, несмотря на это, у него есть свое общество, образованное равными ему. И поскольку людей, которые могли бы смотреть на общество беспощадным взглядом, лишенным наивности и иллюзий, очень немного, его общество крайне малочисленное и эксклюзивное. Его образует горсть других ростовщиков, держащих в своих руках все невидимые нити власти.

Таких, как я, в Париже человек десять; мы властители ваших судеб – тихонькие, никому неведомые. Что такое жизнь, как не машина, которую приводят в движение деньги? <…> Ни одно самое большое состояние не введет нас в обман, мы владеем секретами всех видных семейств. <…> Как и я, мои собратья всем насладились, всем пресытились и любят теперь только власть и деньги ради самого обладания властью и деньгами

[Бальзак 1989].

За век до Коминтерна Бальзак предлагает нам образ тайного комитета финансового капитала, который, будучи невидимым, действительно управляет обществом и тянет за нити, скрытая истинная власть за обманчивой видимой публичной властью. Лишь в отношении своего комитета Гобсек проявляет человеческую слабость – конкуренцию, желание восхищаться и преобладать, зависть. «Вы думали поддеть старика Гобсека? А я сам вас поддел! <…> Какие у них глупые будут рожи, когда я расскажу нынешнюю историю между двумя партиями в домино!» [Там же]. Достаточным для них является потенциальная сила ради силы, деньги ради денег, но они не могут удержаться от того, чтобы завистливо не сравнивать друг друга.