О смерти и умирании

Когда пациент примиряется с реальностью и входит в фазу торможения, любое внешнее воздействие кажется ему потрясением мира; некоторым пациентам такое вмешательство не дает возможности закончить свой путь в покое и с достоинством. Такие ощущения являются безусловным индикатором близкой смерти, что и позволило нам в ряде случаев спрогнозировать смерть в течение ближайшего времени, хотя явных медицинских признаков почти не было или не было совсем. Пациент реагирует на внутренние сигналы, которые говорят ему: жизнь заканчивается. Мы можем выявить эти косвенные признаки, даже не зная точно, какие именно психофизиологические сигналы принимает пациент своим внутренним радаром. Если мы зададим вопрос самому пациенту: знает ли он о том, что наступает миг умирания, он ответит утвердительно; необязательно прямо – он может попросить нас посидеть рядом именно сейчас, так как осознает – завтра уже будет поздно. Следует понимать, что означает подобная настойчивость со стороны пациента, иначе можно упустить последний шанс выслушать его, пока еще есть время.

Наш семинар по изучению умирающих пациентов стал известным и признанным направлением педагогической методики. Каждую неделю его посещало более пятидесяти человек с самым разным опытом и специализацией, и у любого участника имелись свои собственные мотивы. Наверное, это одна из немногих площадок, где работники больницы встречаются в неформальной обстановке, обсуждают вопросы потребностей пациентов, проблематику их лечения с диаметрально противоположных точек зрения. Несмотря на все возраставший поток участников-студентов, семинар часто напоминал сеанс групповой психотерапии, где участники открыто говорят о своих реакциях и предположениях в отношении того или иного пациента и, таким образом, имеют возможность осознать свою собственную мотивацию и поведенческую модель.

За прохождение нашего курса студенты (и медики, и теологи) получают академические кредитные баллы, пишут по его итогам курсовые работы. Проще говоря, для многих студентов семинар стал частью учебного плана. Он позволил будущим специалистам воочию увидеть неизлечимо больных пациентов в самом начале карьеры, подготовиться к работе с ними (когда настанет время) без включения защитных механизмов. Врачи общей практики и узкие специалисты также посещали семинар, вносили в него существенный вклад за счет опыта работы в иных больницах. Сестры, специалисты социальной сферы, административные работники и трудотерапевты позволили нам организовать междисциплинарный диалог. Специалисты разных профилей обменивались друг с другом опытом, рассказывали о сложностях профессионального характера. У нас постепенно отработалось хорошее взаимопонимание, появилось взаимное уважение. Основой для этого стал не только обмен мнениями о профессиональных обязанностях, но доброжелательное отношение к свободному выражению реакций, страхов и мыслей участников. Если врач способен признать, что у него мурашки по коже бегут при разговоре с каким-либо пациентом, то и его медсестра не станет стесняться, спокойно расскажет о своих ощущениях.

Наверное, наиболее подробно описала изменение атмосферы одна из наших пациенток. Она звонила нам во время предыдущей госпитализации, рассказала о том ужасе и гневе, что испытывала в связи с полным одиночеством и изоляцией в своей больничной палате. У пациентки наступила неожиданная ремиссия, потом она снова попала в больницу и позвонила нам еще раз. Ее поместили в ту же самую палату. Ей очень хотелось опять прийти на семинар, рассказать, насколько изменилась аура вокруг нее. «Только представьте, – воскликнула она, – теперь сестра спокойно заглядывает в мою палату, может посидеть у меня, всегда спросит, не хочу ли я поболтать». Нельзя сказать с полной уверенностью, что именно семинар способствовал перемене отношения сестры. Тем не менее, мы тоже обратили внимание на изменение обстановки в той конкретной палате. Нас не раз посещали ведущие ее доктора, сестры, а также их неизлечимо больные подопечные.

Медики стали сами обращаться к нам за советом; у них явно выросла степень осознания тех противоречий, что могли бы помешать оптимальной работе с пациентами – и это было, пожалуй, главным достижением. За последнее время нам пришло множество просьб от людей, находящихся на грани смерти, проходящих лечение в других больницах, от их родственников. Все они желали получить какое-либо задание в рамках семинара, стремились придать смысл своей жизни, оказать помощь людям, находящимся в сходных обстоятельствах.

Вот бы направить в другое русло активность тех, кто занимается вопросами глубокой прижизненной заморозки! Переключиться бы на развитие обществ, занимающихся вопросами смерти и умирания, чтобы дать импульс этой теме, помочь человеку жить, не испытывая ужаса перед естественной смертью!