О современной поэзии

O mother
what have I left out
O mother
what have I forgotten
O mother
farewell
with a long black shoe
farewell
with Communist Party and a broken stocking
farewell
with six dark hairs on the wen of your breast
          farewell
with your old dress and a long black beard around the
          vagina <…>369

Матушка
чего я не вспомнил
Матушка
прощай
длинная черная туфля твоя
прощай
Коммунистическая партия твоя и побежавший чулок
прощай
шесть темных волосков из бородавки на груди у тебя
прощай
старое платье и длинная черная бородка вокруг
          влагалища <…>

(Пер. Д. Манина370)

Аллен Гинзберг, в свою очередь, опирается на способ сочинять стихи, далеким архетипом которого выступают «Листья травы» Уитмена:

Thou, laving, tempering all, cool-freshing, gently vitalizing
Me, old, alone, sick, weak-down, melted-worn with sweat;
Thou, nestling, folding close and firm yet soft,
companion better than talk, book, art,
(Thou hast, O Nature! elements! utterance to my heart
          beyond the rest – and this is of them,)
So sweet thy primitive taste to breathe within – thy
          soothing fingers on my face and hands <…>371

Ты, омывающий, освежающий, обновляющий,
возвращающий силы,
Мне, одинокому, старому, больному, обливающемуся потом
          от слабости;
Ты, прильнувший, обнимающий меня крепко, твердо
          и все-таки нежно,
Милый попутчик, лучший, чем книга, беседа, мои стихи.
(О природа! со своими стихиями! дар вернее всего говорить
с сердцем своим ветру присущ – одной из них),
Так приятно ощущать твой древний вкус на моих губах – твои
пальцы, умеряющие боль, на моем лице и руках <…>

(Пер. Н. Булгаковой372)

Уитмен, в свою очередь, создает форму своих стихов по великому образцу переводов Библии.

Это не исключительный случай, а правило, действующее в любом искусстве, формы которого отдаляются от общих представлений и от унаследованных принятых норм. За смертью правил следует не монадическое множество персональных стилей, а триумф групповой анархии, как будто победа индивидуального таланта над многовековым поэтическим слогом не ограничивается чистым субъективизмом, а приводит к рождению множества мелких местных слогов. И в этом отношении история поэзии очень похожа на историю живописи и скульптуры после кризиса мимесиса и правил: когда исчезают обязательные отсылки к действительности и унаследованные от прошлого обычаи, теоретически неограниченная свобода художников кристаллизуется, из нее вырастают школы. Неудивительно, что самые экспрессивистские и теоретически самые эгоцентрические искусства больше всего тяготеют к имитации: поскольку отсутствует постоянная связь с миром жизни, авторская анархия нуждается в крепкой коллективной поддержке, чтобы уменьшить вызывающий тревогу риск безосновательности, с которым сталкивается всякая неограниченная индивидуализация. Про форму современной поэзии можно сказать то, что Бахтин говорил о содержании лирики: