О современной поэзии

Итак, границы нашего жанра такие же неровные, как границы города, одно и то же название относится к очень непохожим друг на друга текстам: лирическая поэзия, работающая с языком чистая поэзия, поэзия, сохраняющая нарративную или аргументативную структуру, поэзия театрального типа, поэзия в форме прозы, а между ними – множество сложных гибридных случаев. Всю эту массу течений и тенденций объединяет экспрессивистский элемент: с тех пор как проза стала естественным средством ведения рассказа, с тех пор как версификация перестала быть орнаментальным элементом, накладываемым на фразу нулевой степени, и превратилась в иной язык или в проявление особой чувствительности, всякая форма сочинения в стихах и всякая форма прозы, стремящиеся к тому, чтобы заметно отличаться от обычного способа выражения, наделены субъективной непрозрачностью. В то время как роман помещает персонажей во времени, пространстве, среди других людей, в то время как театр заставляет индивидуумов действовать в общем пространстве сцены, современная поэзия словно говорит нам, что все интересное, все важное в жизни принадлежит отстраненному представлению действительности, выражению индивидуальных мыслей, чувств и настроений или работе с языком, отдаляющей его от общего употребления. То, что Адорно говорил о лирике, прекрасно подходит к современной поэзии в целом: это форма искусства, которая, стремясь достичь универсального через неограниченную индивидуализацию, так или иначе помещает авторское «я» в центр представленного мира.

Подобный вывод верен для всякой части нашего литературного пространства, начиная с лирического центра. Если попытаться абстрагироваться и рассмотреть подобную форму как некий идеальный тип, может показаться, что современная лирика придумана, чтобы отказаться от объективного образа действительности или отстраниться от него; поскольку ее усредненная форма далека от нулевой степени прозаической речи, она затемняет физическое, психологическое, словесное присутствие других, ей трудно описать время как длительность и как нечто трансцендентное индивидуумам – роман же легко сознает все это на бумаге. Мы идентифицируем себя с «я», приписывающим ценность немногочисленным фрагментам жизни, которые мы знаем не такими, какими они были на самом деле, а такими, какими их представляет себе первое лицо. Отмеченная подобным двойным экспрессивизмом современная лирика воссоздает персоналистический, монадический образ мира: в центре представления не разыгранное на сцене взаимодействие между людьми или пересказ историй и их переплетений, а способ, которым изолированное «я» рассказывает об опыте – в основном индивидуальном, части которого не связаны друг с другом, напряженном и мгновенном. Никакой другой жанр, даже автобиография, не является настолько эгоцентрическим по содержанию и по форме; никакой другой жанр не избавляется так легко от уровней действительности, которые выходят за границы «я», аннулируя присутствие времени, сводя внешний мир к пейзажу, отдаляя первое лицо от пересекающих его психических и социальных силовых полей, разрушая ограничения, которые традиция и общие представления накладывают на анархическое самовыражение. Еще более эгоцентрической по своей сути является символистская периферия современной поэзии, состоящая из произведений, которые уничтожают содержание, чтобы сосредоточить внимание читателя на непрозрачной красоте слов; с тех пор как перестала существовать традиция, способная ограничивать разгул индивидуального таланта, стиль, который выставляет напоказ сам себя и прячет все остальное, приходит к выражению полностью субъективного взгляда на мир, который уже закрепился в форме. Но и другой крупной периферии нашего литературного пространства – нарративной и эссеистической – не чужд лиризм формы, потому что единственный тип письма, который человеку с современным горизонтом ожиданий кажется служебным и прозрачным, – это написанная простым стилем проза, а не рассказ в стихах, размышления в стихах или отличающаяся образностью поэтическая проза.