О современной поэзии

Полагаю, что через сто лет на эту метаморфозу будут смотреть так же, как сегодня смотрят на процессы, которые привели к развитию современного романа и кино: и в этих случаях мусический элемент некоторых старинных, благородных, высоких, элитарных жанров усвоили новые, неблагородные, грубые, простонародные искусства, которые со временем увеличили свой престиж, приобрели символический капитал и вошли в сферу высокой культуры. Сталкиваясь с песнями, интеллектуалы, принадлежащие к традиционной гуманистической культуре, сформировавшиеся, когда рок- и поп-музыка еще считались неприхотливым развлечением, реагируют так, как британские литераторы начала XVIII века реагировали на вульгарное содержание и грамматическую корявость первых novels: с агрессивным возмущением или со снобистским отстранением, не понимая при этом, что социальная система искусств и распределение сил между символическими формами окончательно изменились. Тому, кто рос, читая литературу и слушая музыку, которые опираются на великую традицию, до сих пор трудно всерьез относиться к новому искусству, однако нельзя отрицать, что через полвека, независимо от ценности стихов и песен, которые будут написаны, заключительная фраза из приведенного отрывка («самые большие поэты последних десятилетий вышли из рока») станет общепризнанной истиной. Как воспринимать подобную метаморфозу?

Прежде всего, нужно сказать, что отношения между поэзией и песней куда богаче и сложнее, чем кажется на первый взгляд. Обычно думают, что рок- и поп-музыка, деградировавшее продолжение современной поэзии, почти ничему не может научить того, кто занимается интерпретацией стихотворных произведений, на самом же деле это не так. Во-первых, в художественном пространстве песни можно найти территории, очень похожие на то, что мы выделили, говоря о поэзии: лирический центр (который в свою очередь делится на Gesellschaftslyrik, трансцендентальный автобиографизм и эмпирический автобиографизм) и противопоставленная ему периферия – эссеистическая или нарративная. Во-вторых, связь, которую песня поддерживает с поэзией, не лишена сюрпризов. Речь идет об отношениях, одновременно являющихся археологическими и фигуральными: археологическими, потому что новый жанр заново открывает формы, с которыми старый жанр давно расстался, – например, возрождая связь с музыкой; фигуральными, потому что более молодое искусство, отличающееся упрощенной непосредственностью, доводит до крайности некоторые архетипические элементы более старого искусства, подчеркивая и выделяя отдельные структуры жанра, которые поэзия прошлого пыталась скрыть.

На мой взгляд, второе – самое интересное. С тех пор как существует современная песня, некоторые механизмы нашей символической формы стали понятнее, начиная с ее имплицитно хоровой природы. Общая «лирическая одержимость», о которой говорил Бахтин [см. выше, на с. 249 наст. изд. – Прим. пер.], становится буквально видимой в характерном для нашего времени массовом психотическом ритуале – рок-концерте. Тысячи людей, распевающие сегодня в унисон автобиографическую лирику, узнавая себя в индивидуальном опыте, о котором поет на сцене певец, иллюстрируют слова Бахтина так зримо, как не удавалось в прошлом ни одному стихотворению. Другое такое фигуральное осуществление видно в топосе, встречающемся во многих видеоклипах: певец находится в публичном пространстве, его окружают люди, с которыми, если бы сцена была реалистической, он должен был бы поддерживать отношения; тут начинает звучать музыка, главный герой клипа занимает изолированное положение, принимаясь петь, или пристально глядит перед собой, все остальное продолжается, как раньше, под аккомпанемент музыки и слов. Этот схематичный и красноречивый образ прекрасно выражает дух символической формы, к которой принадлежит песня. Не многие примеры настолько ясно иллюстрируют мусический элемент нашего жанра: отказ от объективной реальности, бегство от отношений между людьми, представление о том, что действительность обретает смысл, только когда ее покрывает налет субъективности. «Звучащее в лирике „я“ – это я, которое определяет и выражает себя, будучи противопоставленным коллективному, объективности»386; правда, которую оно ищет, заключена не в отношениях между людьми или с внешним миром, а в созерцании собственного внутреннего мира и в чистом самовыражении. И в этом случае одна из элементарных структур лиризма становится видимой в нашу эпоху, в новом искусстве.