Читаем О современной поэзии полностью

За последние два столетия радикально субъективная и крайне персональная поэзия стала нормой, изменив горизонт читательского ожидания до такой степени, что сегодня мы ощущаем глубокое различие между подобными лирическими стихотворениями и большей частью автобиографических стихотворений, которые я могу лишь весьма обобщенно назвать «досовременными». Первые кажутся нам куда более личными, чем вторые, потому что они описывают внутреннюю жизнь невероятно подробно, с невиданной прежде стилистической свободой: если практика отсылок к частной жизни в целом присуща субъективной европейской поэзии, то лишь в современную эпоху эти отсылки носят настолько частный характер, что их оказывается невозможно расшифровать. В досовременную эпоху во всех аллюзиях имплицитно или эксплицитно присутствует социальный контекст, даже если общество состоит всего из двух человек – например, в текстах, адресованных второму лицу, в стихотворениях на случай или в стихотворной переписке. Подобные примеры можно найти в «Одах» Горация (I, 33):

Albi, ne doleas plus nimio memorinmitis Glycerae neu miserabilisdecantes elegos, cur tibi iuniorlaesa praeniteat fide.Insignem tenui fronte LycoridaCyri torret amor, Cyrus in asperamdeclinat Pholoen: sed prius Apulisiungentur capreae lupis,quam turpi Pholoe peccet adultero.Sic visum Veneri, cui placet imparisformas atque animos sub iuga aeneasaevo mittere cum ioco.Ipsum me melior cum peteret Venus,grata detinuit compede Myrtalelibertina, fretis acrior Hadriaecurvantis Calabros sinus.Альбий, полно терзать память Гликерою,Вероломную клясть, полно элегии,Полуночник, слагать – знаю, затмил тебяМальчуган у отступницы.К Киру пьяная страсть жжет Ликориду. ЛобУзкий хмурит она. Кир же к Фолое льнет,Недотроге, – скорей волки АпулииКоз покроют непуганых,Чем Фолоя впадет в грех любострастия.Знать, Венере дано души несродныеИ тела сопрягать уз неразрывностьюПо злокозненной прихоти.Открывалось и мне небо любви, но былЯ Мирталой пленен, вольноотпущенной:Притянула меня яростней АдрияБлиз излучин Калабрии.(Пер. Я. Э. Голосовкера184)

Вероятно, стихотворение адресовано Альбию Тибуллу, автору элегий и другу Горация; другие упомянутые персонажи неизвестны, поэтому нам трудно понять аллюзии, которые здесь почти превращаются в антономазию (Ликорида с ее «лбом узким», «недотрога» Фолоя). Тем не менее читатель уверен, что по крайней мере в выдуманном литературном произведении Альбий верно все понимает, что текст опирается не на то, что известно одному человеку, а на то, что известно относительно узкому кругу людей. То же самое происходит в одном из самых знаменитых сонетов Данте:

Перейти на страницу:

Похожие книги

ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное