О современной поэзии

Рассматривая длительный отрезок времени, можно уловить и другие, решающие различия – например, когда мы читаем «Увидеть бы тебя…» и задаемся вопросом, почему подобное стихотворение не могло быть написано на полтора века раньше. Как мы видели, водораздел связан с исключительно частной природой текста, в котором первое лицо словно обращается к себе самому, используя технику, с которой автобиографическая поэзия не была знакома до современной эпохи: прежде «я» могло рассказывать о своей частной жизни или о частной жизни своих собеседников, но никогда не произносило по-настоящему солипсический монолог. Стихотворения Катулла и лирика Горация нередко обращены к малоизвестному второму лицу, однако каждый пассаж монолога «я» остается понятным по сути; даже когда тексты отсылают к формам частной коммуникации, глубинные структуры высказывания остаются публичными, социальными. Хотя и до современной эпохи автобиографическая поэзия разрушала существенную безличностность Gesellschaftslyrik, она сохраняла связанное с ораторским искусством и театром устройство «общественной поэзии», словно субъективному содержанию еще не соответствовала подлинно личная форма и словно говорящий «я» персонаж, рассказывая о своей частной жизни, продолжал делать это перед видимой или невидимой публикой. Зато в стихотворениях последних двух столетий совершенно нормально встретить исключительно субъективные логические переходы, развитие мысли, которое приближает текст к частным письменным документам или к внутреннему монологу и которое позволяет изложить на бумаге анекдотические подробности случайной жизни. В одном из теоретических трудов, с которыми связан триумф теории экспрессивности, «Мысли о поэзии и ее разновидностях» (1833) Джона Стюарта Милля, солипсическая, антитеатральная природа высказывания становится отличительным знаком подлинной поэзии:

Красноречие подразумевает публику; на наш взгляд, особенность поэзии заключается в том, что поэт совершенно не осознает присутствия слушателя. Поэзия – это чувство, в котором признаешься себе самому в минуты одиночества и которое воплощается в символах, являющихся самыми верными выражениями чувства в той самой форме, в которой оно существует в уме поэта. Красноречие – это чувство, изливающееся на другие умы, пытаясь заручиться их пониманием, силящееся повлиять на их убеждения и подтолкнуть их к страсти или к действию.

Поэзия имеет природу солилоквия. Можно сказать, что напечатанная на бумаге и продаваемая в книжном магазине поэзия – солилоквий в церемониальном обличье, который произносят со сцены. Это так; но в подобном способе разговаривать с самим собой нет ничего абсурдного. То, что мы говорим самим себе, может быть позднее повторено другим; то, что мы сказали или сделали в одиночестве, может быть повторено, когда мы знаем, что на нас обращены чужие взгляды. Однако в произведении не должно быть заметно, что на нас обращены взгляды. <…> Когда выражение эмоций поэта или его проникнутых эмоциями мыслей одновременно проникнуто и желанием произвести впечатление на сознание другого, тогда поэзия перестает быть таковой и становится красноречием210.