Я бы назвал теорию стиля, которая утверждается в начале XIX века, экспрессивистской
. Я буду использовать прилагательное, которое употреблял Чарлз Тейлор, – так он определял распространенные у романтиков и в современную эпоху взгляды, предполагающие, что смысл жизни заключен в проявлении собственного субъективного отличия от других, в «обязанности жить так, чтобы оставаться на высоте собственной оригинальности»262. Экспрессивизм, по мнению Тейлора, – это рамка, помогающая закрепить идеал хорошей, правильной жизни. В начале XIX века среди западной культурной элиты начинают утверждаться новые моральные нормы, накладываясь друг на друга и сталкиваясь с другими рамками, которые имеют тысячелетнюю или вековую историю: древняя этика чести, в центре которой – стремление достичь славы в общественной сфере; этика рационального контроля над страстями, которая превозносит умение владеть собой, достигаемое благодаря дисциплине; этика общей жизни, для которой производство и воспроизводство существования, труд и семья сами по себе оправдывают судьбу263. Как все подобные рамки, экспрессивизм распространяется как в культуры элиты, так и в общие представления всех людей. На мой взгляд, следует различать две разновидности подобной этики – пассивную и активную, их прекрасно отражают две формулировки, которые навязчиво повторяют в современных средствах массовой коммуникации, словно речь идет о правилах морали: be yourself и express yourself. Первая лишь предлагает нарциссический идеал верности самому себе, вторая призывает проявить собственную исключительность; обе тесно связаны с романтическим представлением о произведении искусства как эманации автора и зеркале, в котором он отражен, как следе личного взгляда на вещи. Значит, новая теория стиля также приводит к индивидуалистическим последствиям и, если толковать ее буквально, к эгоцентризму. Но прежде мы должны договорить об экспрессивизме содержания, об эмпирической автобиографии и об экспрессивизме формы, о романтической теории стиля как проявлении «я» – двух зеркальных способах проявить индивидуальные различия и перенести их в публичную сферу, убрав всяких посредников.В поэтиках начала XIX века нередко предлагается ограниченное понимание формального экспрессивизма, как будто проявлять себя в стиле означает лишь выставлять напоказ страсти, в то время как на самом деле эта теория имеет куда более абстрактное значение и куда меньше связана с частной жизнью художника. Ее образцовую формулировку мы находим не у поэта-романтика, а у величайшего писателя XX века:
…ибо стиль для писателя, точно так же, как и краски для художника, – это вопрос не техники, но видения. Это в какой-то мере выявление, невозможное обычными средствами, то есть с помощью сознания, качественного различия между способами, с помощью которых нам открывается мир, того различия, которое, не существуй на свете искусства, так и осталось бы нераскрытой тайной каждого. С помощью искусства мы можем отстраниться от себя самих, понять, что другой человек видит в этой вселенной, которая не похожа на нашу, чьи ландшафты могли бы остаться для нас столь же незнакомыми, как и лунные. Благодаря искусству мы способны увидеть не только один-единственный мир, наш собственный, мы видим множество миров, сколько подлинных художников существует на свете, столькими мирами можем мы обладать, гораздо более отличными один от другого, чем те, что протекают в бесконечном времени, и даже много веков после того, как потухнет огонь, питающий его, каково бы ни было его имя: Рембрандт или Вермеер, – его особые лучи еще доходят до нас264
.