О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Из ресторана отправились на осмотр «Волчьего логова» – бетонного бункера, построенного 18 тысячами военнопленных для Гитлера, но Винницу фюрер так и не посетил…

22 августа – едем в Гайсин на промкомбинат, затем в местный универмаг, в «Дитячий свит» – всё добротно и аккуратно. Не худо такое иметь и дома, на Соколе. И товаров больше, от пальто до панчок (чулок) и шкарпеток (носков). В заключение обильный ужин из 20, не меньше, блюд. Пшённая каша с растёртой курятиной мне не понравилась, а вареники с яблоками, политые мёдом, – объеденье.

23 августа я выразил желание (как говорится, от фонаря) поехать в Жмеринку, в облпотребсоюзе как-то поморщились от моего желания, но всё же были вынуждены повезти непьющего журналиста в воспетую в песнях и анекдотах Жмеринку.

Жмеринка – горбатая, пыльная, насквозь провинциальная и какая-то ущербная. Когда-то она была остановкой на пути Киев – Одесса, и в 1904 году в Жмеринке архитектором Журавским был построен великолепный железнодорожный вокзал – «один з краших», в виде корабля. Действительно, вокзал красив до сих пор. Здание понравилось Николаю II, и он предложил архитектору построить царские конюшни. Журавскому это показалось обидным, и он… повесился. Такова легенда.

В зале вокзала стоит памятник Ильичу (это уже достижение советского времени), и какой-то вождь странный, сидит на скамейке в полуобороте к невидимому собеседнику. Как это понимать? Мне объясняют: соратника Ильича срезали и убрали. До ХХ съезда партии был соратник-собеседник, а потом его убрали. Как пел Александр Галич про Сталина: «Оказался наш отец не отец, а сукою…»

В Жмеринке мне показали разные «точки», в том числе магазин «Стимул»: сдаёшь собранное лекарственно-техническое сырьё и получаешь право на приобретение дефицитных поваров, такой вот стимул.

Знакомят с заведующим. Я тихо ахаю. В аромате лечебных трав передо мною возникает молодой еврей с тонкими, благородными чертами лица. Одеть бы его по-городскому, да нацепить галстук-бабочку, да дать ему в руки скрипку – он будет второй великий скрипач Иегуди Менухин или третий Давид Ойстрах из волшебного мира звуков. Но вот он раскрывает рот, и о чём он говорит? О каких-то товарных накладных. Как это несправедливо! Этот красивый молодой человек явно родился не там. Почему в Жмеринке, а не в Женеве? Или хотя бы в Питере, в городе на Неве, там есть консерватория. Там есть профессора. Там гуляет по Невскому культурная публика. А что есть в Жмеринке? Жалкий кинотеатр «Спутник» да «Будинок культуры зализничков», то бишь железнодорожников. Жмеринке не нужны скрипачи и виолончелисты. Жмеринке нужны работяги с мозолистыми руками. И потом у данного юноши есть один маленький изъян: он – еврей. А раз так, то горизонт сужен до магазина с фальшивым названием «Стимул». И вся работа: отбирать травку и взвешивать принесённые грецкие орехи. А из глаз – боже мой, какие большие печальные глаза! – тихо сползает слеза. Боже мой! Азохен вей!..

Около магазина собирается толпа поглазеть на залетевшую московскую звезду: такое бывает не часто. Из собравшихся выделяется седой старик в очках и с толстой книгой в руках – уж не Талмуд ли? Он похож на бабелевского старика Гедали, который не знал, какая существует разница между революцией и контрреволюцией. Он подошёл ко мне и тихо спросил:

– Вы из Москвы?

– Да.

– Вы там, наверное, всех знаете?

– Ну, не всех.

– Скажите: а погромы будут?

– Думаю, нет…

Старик немного успокоился: мысль о грядущих погромах, видно, не даёт ему спокойно жить. Пока нет погромов, есть маленький заработок, то жить можно. А вот если… Старик замолкает, но страх не покидает его еврейских глаз.

Но что об этом?.. Далее из Жмеринки мы катим в Станиславчик, он рядом со Жмеринкой, и тут такая же «тяжке житти». Как говорили раньше и, возможно, говорят теперь: «Кожна хата мает свою журбу, своё горе».

Из Станиславчика – в Браилов, в бывшую усадьбу баронессы Надежды фон Мекк. Здесь, в Браилове, Пётр Ильич Чайковский написал романсы: «Средь шумного бала», «То было раннею весной», «Серенаду Дон Жуана». Крохотный музейчик, но на замке, ключей так и не нашли. Музыкой не пахнет. Кругом разорение и запустение, никаких лебедей, озерцо в тине. Во дворце фон Мекк – училище для подготовки рабочих сахарных заводов. Церковь почти уничтожена. Кельи в монастыре приспособлены для общежития учащихся техникума. Всё в пыли и дремоте. Шофёр Вася, который нас вёз, выносит вердикт:

«Как мы робим, надо ещё 200 лет, чтобы привести всё в порядок…» А я подумал: «Социализм – это тупик».

Под вечер вернулись в Винницу. Чтоб размять ноги, прошёлся по центральной улице, естественно, Ленина. Почему-то отчаянно грохочут троллейбусы и трамваи с надписью «Заразковый маршрут» – образцовый по-русски. Поразили винничанки: ноги как колонны, бёдра широкие, как Чёрное море, большие, как пушечные ядра, груди. Лица румяные, свежие, глаза с поволокой, недаром их так боялся Николай Васильевич Гоголь, боялся, что они повергнут его в омут роковой страсти.